Четверг, 24.07.25, 22:20
Приветствую Вас Шпиён | RSS
|
|  |
|
|
|
|
|
Эрагон 4я книга
| |
| коля | Дата: Воскресенье, 06.05.12, 21:02 | Сообщение # 36 |
 Санин
Группа: Администраторы
Сообщений: 877
Статус: Offline
| Свет ... Золотые лучи солнца лились потоком с холмов занятых полями и виноградниками. Она стояла на краю небольшого дворика, под густо оплетенной цветами решеткой. И только виноградные лозы казались неприятно знакомыми. Она была одета в красивое желтое платье, держала хрустальный бокал вина в правой руке и мускусный, вишневый вкус вина чувствовала на языке. Легкий ветерок дул с запада. В воздухе пахло теплом и уютом и недавно вспаханной землей.
"Ах, вот ты где", сказал голос позади нее, она обернулась и увидела Муртага шагающего к ней величавой походкой. Как и она, он держал бокал с вином. Он был одет в черные брюки и бордовый атласный отделанный золотом камзол. Инкрустированный жемчугом кинжал висел у него на поясе. Его волосы были длиннее, чем она помнила, и он казался расслабленным и вальяжным, чего она не видела в нем раньше. Это, и свет на его лице, делали его поразительно красивым и благородным.
Он присоединился к ней под решеткой и положил руку на ее голое запястье. Жест был случайным и интимным. "Ты - распутница, оставила меня наедине с господином Ферросом и его бесконечными рассказами. Мне потребовалось полчаса чтобы избавится от него." Затем он сделал паузу и посмотрел на нее поближе, выражение его лица стало беспокойным. "Тебе плохо? Твои щеки выглядят серыми ".
Она открыла рот, но не нашла слов. Она не могла придумать, как отреагировать на это.
Муртаг нахмурил брови: "У тебя был еще один из этих твоих приступов, не так ли?"
"Я... я не знаю... Я не помню как я попала сюда, или..." Она замолкла, увидев боль, которая появилась в глазах Муртага, и которую он быстро скрыл.
Он переместил руку немного назад, и стал смотреть на холмистый пейзаж. Быстрым движением он осушил свой бокал. Затем, понизив голос, он сказал: "Я знаю, что ты запуталась... Это не в первый раз произошло, но…" - он сделал глубокий вдох и чуть-чуть покачал головой - "Что ты помнишь последнее? Тирм? Аберон? Осада Ситхри? ... Подарок, который я сделал тебе ночью в Эоаме? "
Ужасное чувство неопределенности накрыло ее: "Урубаен", прошептала она, - "Зал прорицателей. Это мое последнее воспоминание ".
На мгновение она почувствовала, что его рука задрожала, но его лицо не выдало никакой реакции.
"Урубаен", повторил он хрипло. Он посмотрел на нее. - "Насуада ... Прошло уже восемь лет с тех пор как ты была в Урубаене".
«Нет,» - она вздрогнула, - «этого не может быть.» И, тем не менее, все, что она видела и чувствовала, казалось таким реальным. Движение волос Муртага, когда ветер взъерошивал их, запах поля, прикосновение ее платье к ее коже, все, казалось, именно таким каким должно быть. Но если это было на самом деле, то почему Муртаг не успокоит ее, мысленно обращаясь к ее сознанию, как он это делал раньше? Или он забыл? Если восемь лет прошло, он мог бы не помнить то обещание, которой дал ей так давно в зале прорицателей.
"Я…" - она начала говорить, а затем услышала крик женщины:
"Моя госпожа!"
Она посмотрела через плечо и увидела как дородная горничная спешит вниз и машет перед собой белым фартуком, - "Миледи", сказала она и сделала реверанс, - "Мне очень жаль беспокоить вас, но дети надеются, что вы позволите им поиграть с гостями. "
"Дети", - прошептала она. Она обернулась к Муртагу и увидела, что его глаза полны слез.
"Да," - ответил он, - "Дети. Четверо, все сильные и здоровые и полные сильным духом"
Она вздрогнула, преодолев волнения. Она не могла с собой совладать. Потом она подняла голову. "Покажите мне то, что я забыла. Покажите мне, почему я забыла".
Муртаг улыбнулся ей как будто то бы с гордостью. "С удовольствием", - сказал он и поцеловал ее в лоб. Он взял ее бокал и свой и отдал, чтобы горничная унесла их. Затем он схватил ее за руки, закрыл глаза и опустил голову.
Мгновение спустя она почувствовала как что-то давит на нее в голове, и тогда она поняла: это был не он. Это никогда не было им.
Возмущенная обманом и потерей того, чего не могло быть, она протянула правую руку, свободную от Муртага, схватила кинжал и ткнула лезвием в его сторону. И она закричала:
«В Эль-Харима жил человек, человек с желтыми глазами! Мне он сказал: "Остерегайтесь шепота, потому что шепотом говорят ложь!"
Муртаг смотрел на нее с любопытством на озадаченном лице, а потом он исчез перед ней. Все вокруг нее - решетки, двор, имущество, холмы с виноградниками, исчезли, и она оказалась плавающей в пустоте без света и звука. Она пыталась продолжить говорить, но ни звука не вышло из ее горла. Она не могла даже слышать ритм пульса в своих жилах.
Потом она почувствовала завихрения темноты и,
она споткнулась и упала на руки и колени. Острые камни оцарапали ее ладони. Насуада мигала пока ее глаза не привыкли к свету, она встала на ноги и огляделась.
Дым. Ленты дыма дрейфующие через бесплодные поля, похожие на Пылающие Равнины.
Она опять была одета в свою рванную одежду, ее ноги были босы.
Что то зарычало позади неё, развернувшись она увидела двенадцати фунтового кулла наступающего на неё, c покачивающейся обитой железом дубиной, такой же большой как она сама. Другое рычание послышалось слева, и она увидела другово кулла, а так же четырёх меньших ургалов. Затем две горбатые фигуры скрытые плащами вышли из белёсого тумана и кинулись в её направлении, сотрясая и размахивая их плоскими мечами. Хотя она некогда не видела их до этого, она знала что это были Разаки.
Она снова засмеялась. Сейчас Гальботорикс всего лишь пытаеться напугать её.
Игнорируя надвигающихся врагов - кого она знала что некогда не сможет убить или избежать - она села на землю, скрестив ноги, и начала напевать старый гномий напев.
Первоначальные попытки Гальбаторикса обмануть ее были тонко сделаны, и они бы ввели ее в заблуждение, если бы Муртаг не предупредил ее заранее. Чтобы не раскрыть Муртага, она делала вид, что не знает о том, что Гальбаторикс манипулирует ее восприятием действительности, но независимо от того, что она видела и чувствовала, она не позволяла королю обмануть себя до такой степени чтобы изменить свои убеждения или, что гораздо хуже, дать ему свою лояльность. Вопреки ему, не всегда легко, но она держала под контролем свои мысли и слова, чем очень мешала королю.
Первой иллюзией была другая женщина, Риалла, которая присоединилась к ней в комнате предсказаний вкачестве ещё одного узника. Женщина утверждала что она была сикретным агентом преданным одному из Вандеров, шпионящей в Урубаене, и что она была схвачена во время передачи сообщения ему. Кажется больше недели, Риалла пыталась заискивать перед Насуадой, и окружным способом, убедить её что поход Вандеров был обречён, и что единственным правильным и выгодным решением было покориться Гальботориксу.
Сначала, Насуада не поняла что Риалла была илюзией. Она предположила что Гальботорикс искажал слова или внешность женщины, или возможно что он управлял её эмоциями делая её более воспреимчевой к доводам Риаллы.
В то время пока дни тянулись и Муртаг не посещал и не связывался с ней, в ней рос страх что он бросил её в лапы Гальботориксу. Мысли приченяли ей большую муку чем она думала, она поняла что волнуется об этом почти каждый раз.
Затем она начала задаваться вопросом, почему Гальбаторикс не приходит мучить ее в течение недели, и ей пришло в голову, что если неделя прошла, то вардены и эльфы напали на Урубаен. И если это бы случилось, то Гальбаторикс, наверняка, пришел бы чтобы злорадствовать. Более того, несколько странное поведение Риалы в сочетании с рядом необъяснимых пробелов в ее памяти, терпение Гальбаторикса и молчание Муртага (она не могла заставить себя думать, что он нарушит свое слово) убедили ее, как дико это ни казалось, что Риала была призраком, и хоть это и потрясло ее понимание, Гальбаторикс может изменить количество дней в ее восприятии.
Это заставило её осознать что Гальботорикс мог изменять количество прошедших по её мнению дней. Что заставило её содрогнуться. Её чувство времени стало размывчатым в течении её заключения, но она сохраняла основное представление о его течении. Его потеря, означало что она была даже больше на произволе у Гальботорикса, он мог растягивать или сжимать её ощущение как сочтёт нужным.
Однако, она оставалась полной решимости сопротивляться попыткам Гальбаторикса принудить ее, независимо от того сколько времени, казалось, проходило. Если она должна была вынести сто лет в своей камере, то с она вынесла бы эти сто лет.
Когда она оказалась невосприимчивой к коварному шепоту Риаллы, ту осудили за трусость и предательство и убрали из ее камеры, и Гальбаторикс перешел на другую уловку.
После этого его обманы стали более сложными и невероятными, но ни один не противоречил тому, что он уже показал ей, потому что король все еще пытался держать ее в неведении о своем вмешательстве.
Его усилия, казалось, увенчалисьуспехом, когда он, перевел ее из камеры в другое подземелье, где она увидела, что Эрагон и Сапфира окованы цепями. Гальбаторикс угрожал убить их, если она и Эрагон не присягнут на верность ему, королю. Когда она отказалась, к большому неудовольствию Гальбаторикса, Эрагон крикнул заклинание, которое каким-то образом освободило их. После короткого поединка с Гальбаториксом они бежали, Насуада сомневалась что в реальности это возможно, а потом, Эрагон и Сапфира начали пробивать себе дорогу из цитадели.
Это было довольно лихо и интересно, и она хотела узнать, что будет дальше, но она чувствовала, что она притворялась, что ничего не понимает, достаточно долго. Так что она ухватилась за первое расхождение что она заметила (форма глаз Сапфиры) и использовала его как повод, чтобы симулировать понимание того, что мир вокруг нее был только иллюзией.
"Вы обещали, вы не будете лгать мне, пока я была в зале прорицателей!" - она кричала в воздух, - "Что это, как не ложь, клятвопреступник?"
Гнев Гальбаторикса, что раскрыта его уловка, был огромен, она слышала рычание, как будто рычит дракон размером с гору, и тогда он оставил все тонкости, и стал подвергать ее серии фантастических мук.
Наконец-то иллюзии прекратились, и Муртаг связался с ней, чтобы она знала, что он вновь доверяет ей свои чувства. Она никогда не была так счастлива ощущать прикосновение его ума.
В тот вечер он пришел к ней, и они часы напролет сидели и разговаривали. Он рассказал ей о том что происходит, что вардены уже подошли очень близко и что он полагает, что нашел средство освободить ее. Когда она попросила рассказать об этом подробнее, он отказался, говоря: "Мне нужно еще день или два, чтобы увидеть, что это сработает. Но ты, Насуада будь готова ко всему. Мужайся. "
Она увидела в его сердце искренность и заботу о ней. И даже если она никогда не убежит, она была рада, что была не одинока в своем плену.
После того как она рассказала что Гальбаторикс сделал с ней, и как она противостояла ему, Муртаг усмехнулся. "Ты оказалась более сложной задачей, чем он ожидал. Этого не было давно, чтобы кто-то дал ему отпор. У меня не получилось... Я понимаю в иллюзиях мало, но я знаю, что это невероятно сложно создать правдоподобные иллюзии. Любой компетентный маг может заставить чувствовать, как будто ты, плаваешь в небе или что ты холодный или горячий или, что цветок растет перед тобой. Небольшие по сложности вещи или большие простые он может создать, но требуется большая концентрация для поддержания иллюзии. Если твое внимание колеблется, у цветка может появиться четыре лепестка, а не десять. Или он может исчезнуть совсем. Подробности самое трудное для репликации. Природа наполнена бесконечными деталями, но наше сознание может удерживать только ограниченное количество. Если ты когда-либо сомневаешься в реальности, посмотри на детали. Посмотри на швы в мире, какие заклинатель не знает или забыл, что должно быть там, или сэкономил энергию ".
Если это так трудно, то как Гальбаторикс с этим справляется?
Он использует эльдунари.
Все?
Муртаг кивнул: "Они дают энергию и предоставляют необходимые детали, и он управляет ими по своему желанию".
"Так значит вещи, которые я видела основаны на памяти драконов?" - спросила она, чувствуя некоторое благоговение.
Он кивнул опять: "На памяти драконов и их Всадников, если они были у драконов".
На следующее утро, Муртаг разбудил ее быстрым вмешательством мысли, чтобы сказать ей, что Гальбаторикс вот-вот начнет снова. После этого фантомы и иллюзии всякого рода окружали ее, но, когда день клонился к вечеру, она заметила, что видения, с несколькими исключениями, такими, как у нее, и у Муртага словно становились более нечеткими и простыми, как будто у Гальбаторикса или Элдунари росла усталость…
И теперь она сидела на бесплодной равнине, напевая мотив дварфов когда Куллы, Ургалы и Разаки бежали к ней. Они поймали ее, и она чувствовала, как будто они били и резали ее, а порой она кричала и желала чтобы боль кончилась, но ни разу она не смирилась в соответствии с желаниями Гальбаторикса.
Затем равнины исчезли, как и большинство ее страданий, и она напомнила себе: «Это только в моем сознании. Я не должна сдаваться, я не животное, я сильнее, чем слабость моей плоти.»
Темная пещера, освещенная светящимися зелеными грибами появилась вокруг нее. Через несколько минут, она услышала гнусавый голос большого существа, а затем она почувствовала теплое дыхание существа на своей спине и шее, пахло падалью.
Она начала смеяться снова, и она продолжала смеяться даже когда Гальбаторикс заставил ее противостоять ужасу. После ужасов он продолжил попытки найти определенную комбинацию боли и страха, чтобы нарушить ее волю. Она смеялась, потому что она знала, что ее воля сильнее, чем его воображение, и она смеялась, потому что она знала, она может рассчитывать на помощь Муртага, и с ним, как со своим союзником, она не боялась спектральных кошмаров Гальбаторикса, насылаемых на нее, независимо от того, как ужасны они были.
САМОПОЗНАНИЕ
Нога Эрагона поскользнулась, когда он ступил на скользкий участок грязи, и он упал на бок в мокрой траве, что было жестокой внезапностью. Он издал хрюкающий звук и вздрогнул, как и его меланхолия забилась. Удар наверняка оставит синяк.
-Барзул,- сказал он повернул свои ноги и осторожно встал. По крайней мере я приземлился не на Брисингр, подумал он отчищал холодную грязь со своих штанов.
Угрюмый, он продолжил брести в сторону разрушенного здания где они решили разбить лагерь, в надежде на то, что там будет безопаснее чем в лесу.
Когда он шел через траву, он вздрогнул от количества лягушек-быков, которые прыгали из ниоткуда и бежали в любую сторону. Лягушки-быки были единственным другим странным существом с которым они столкнулись на острове; у каждого была роговидное проектимрование выше его красноватых глаз, и из центра его лба проростал изгибающийся стебель - как прут рыбака - на конец, которого повесил маленький, мясистый орган, который ночью пылал или белым или желтым. Свет позволил лягушкам-быкам соблазнять сотни летающих насекомых в пределах досягаемости их языков, и в результпте их легкого доступа к еде, лягушки становились чрезвычайно большими. Он видел что-то с голову медведя, больших мясистых глыб пристальными глазами и ртами столь же широкими как обе его протянутых соединенные руки.
Лягушки напомнили ему о травнице Анжеле, и он неожиданно захотел, чтобы она была здесь, в Вренгарде с ними. Если ктонибудь мог сказать нам наши имена, я уверен, что она смогла бы. По какой то причине, он всегда чувствовал, что травница видит его насквозь, так как будто она знала все о нем. Это было сбивающим с толка ощущением, но на данный момент, он это приветствовал.
Он и Сапфира решили довериться Солембуму и остаться на Врёнгарде в течение еще трех дней, не более, в то время как они пытались обнаружить их истинные имена. Глаэдр оставил решение для них, он сказал: Вы знаете, Солебмума лучше, чем я. Оставаться или нет. В любом случае, риск велик. Существуют не более безопасные пути.
В конечном итоге Сапфира сделала свой выбор. Кот-оборотень никогда не будет служить Гальбаториксу, сказала она. Они ценят свою свободу слишком высоко. Я бы доверилась его словам больше, чем любому другому существу, даже эльфу.
Таким образом, они остались.
Они провели остаток дня и большую часть следующего, сидя, думая, говоря, разделяя воспоминаниями, исследуя мысли друг друга, и пробуя различные комбинации слов в древнем языке, все в надежде, что они смогут сознательно выработать свои истинные имена или если им повезет натокнутся на них случайно.
Глаэдр предложил свою помощь только тогда, когда его спросили, но в основном он замыкался в себе и давал Эрагону и Сапфире конфиденциальность для их разговоров, многие из которых Эрагону было бы стыдно если кто-либо еще услышал би их.Поиск своего истинного имени должен быть чем-нибудь, тем что делает нас самими собой, сказал Глаэдр.Если я думаю о том же о чем и ты, я скажу тебе - мы не можем тратить время в пустую - но было бы лутше , если ты бы сам нашел их
Пока что, никто из них не приуспел.
С тех пор как Бром разказал ему об истинных именах, Эрагону хотелось узнать свое собственное. Знания, особенно самопознания, были очень полезным делом, и он надеялся, что его настоящее имя позволит ему лучше контролировать свои мысли и чувства.Тем не менее, он не мог не чувствовать определенной тревоги, по поводу того, что он мог обнаружить
Если предположить, что он сможет обнаружить свое истенное имя за несколько следующих дней, в которых он небыл полностью уверен. Он надеялся, что сможет сделать это для успеха их миссии и потому, что он не хотел, чтобы Глаэдр или Сапфира поняли это за него. Если бы он услышал все свое существо, описанное словом или фразой, то он хотел бы прийти к этому знанию по своему усмотрению, вместо навязывания ему этого знания.
Эраго вздохнул, когда он поднялся на пять шагов, приведших его к зданию. По своей структуре оно было как гнездо, и как сказал Глаэдр, и по стандартам Вренгарда, оно было настолько маленьким, что не заслуживало внимания. Тем не менее, стены были были более трех этажей, и интерьер был достаточно большим для того, чтобы Сапфира могла с легкостью в нем двигаться. Юго-восточный угол обрушился, затронув часть потолка, но в целом здание было впорядке.
Шаги Эрагона отозвались эхом когда он прошел сводчатый вход и направился через стеклянный пол к главной комнате. Вкрученные в прозрачный материал закрученные лезвия цвета, котрые формировали абстракный дизайн головокружительной сложности. Каждый раз когда он смотрел на это, он чувствовал будто линии начинают складываться в узнаваемую форму, но никогда не делали этого.
Поверхность пола была покрыта обширной сетью трещин, которые видны из под завалов под зияющей дырой, где рухнули стены. Длинные стебли плюща свисали с краев разрушенного потолка, словно спутанная веревка. С концов лоз капала вода, которая падала точно в кольцевидные лужицы, и звук от капель проходил буквально через все помещение, действуя на нервы Эрагону, казалось этому не будет конца.
Напротив северной к ним стене располагался полукруг из камней, созданный Сапфирой, чтобы защитить их палатку. Когда он преодолел барьер, Эрагон прыгнул на ближайший камень, который был выше шести футов, затем перепрыгнул на другую сторону, тяжело приземлившись.
Сапфира прекратила вылизывать свою переднюю лапу, и он почувствовал ее вопрошающую мысль. Он покачал головой, и она вновь принялась за свой туалет.
Сняв свой плащ, Эрагон прошел к разведенному им у стены костру. Он разложил промокшую одежду на полу, затем стащил сапоги, на которых налипли пласты грязи, и также поставил их сушиться.
"Не похоже ли на то, что дождь начинается опять?" - спросила Сапфира.
Вероятно.
Он на некоторое время присел у огня, потом пересел на свой спальный мешок и прислонился к стене. Он наблюдал за тем, как Сапфира обрабатывала темно-красным языком гибкую кутикулу у основы каждого своего ногтя. К нему пришла идея, и он пробормотал фразу на древнем языке, но, к его разочарованию, в словах не ощущалось разряду энергии, а Сапфира не отреагировала на их звучание, как Слоан, когда Эрагон произнес его истинное имя.
Эрагон закрыл глаза и склонил голову назад.
Его расстроила неспособность разгадать истинное имя Сапфиры. Он мог принять то, что не полностью понимает себя, но он знал Сапфиру с тех пор как она вылупилась, делил с ней практически все воспоминания. Как могли некоторые ее части все еще остаться загадкой для него? Как ему удалось лучше понять убийцу вроде Слоана, чем собственного связанного с ним партнера? Может потому что она дракон а он человек? Может потому что личность Слоана проще личности Сапфиры?
Эрагон не знал.
Одно из упражнений которые он и Сапфира сделали, по рекомендации Глаэдера, было сказать друг другу все недостатки которые они заметили: он в ней, и она в нем. Это было унизительное упражнение. Глаэдер также поделился своими наблюдениями, и, хотя дракон был добр, Эрагон чувствовал себя уязвленным, услышав от Глаэдера список его различных недостатков. Но Эрагон знал, что это тоже необходимо учитывать при попытке открыть его настоящее имя.
Для Сапфиры труднее всего было примириться с тщеславием, которое она отказывалась признавать на протяжении долгого времени. Для Эрагона это было высокомерием, как утверждал Глаэдр, которое проявлялась в отношении к людям, которых он убил, а также гнев, раздражительность, эгоизм и другие недостатки, на которых его можно было поймать.
И все же, хотя они исследовали себя так честно, как только они могли, их самоанализ не давал никаких результатов.
Сегодня и завтра, ето все что у нас есть.Мысль о возвращении к Варденам с пустыми руками, угнетала его. Как мы должны победить Гальбаторикса? Он задавался этим вопросом, так как он имел много свободного времени. Еще несколько дней и наша жизнь может больше не принадлежать нам. Мы будем рабами, как Муртаг и Торн.
Он тихо выругался и тайком ударил кулаком об пол.
Будь спокойнее, Эрагон , сказал Глаэдр, и Эрагон заметил, что дракон защищает его мысли таким образом, что Сапфира не слышет его.
Как я могу? прорычал он.
- Просто быть спокойным, когда не о чем беспокоиться, Эрагон. Однако настоящее испытание твоего контроля над самим собой, состоит в том, сможешь ли ты остаться спокойным в тяжелой ситуации. Ты не можешь позволить гневу или отчаянию омрачить твои мысли. Только не сейчас! В данный момент тебе нужен чистый разум.
Вы всегда были в состоянии сохранять спокойствие в такие моменты?
Старый дракон, казалось, захихикал.
Нет. Я ворчал, кусал, сбивал деревья и разрывал землю. Однажды, я отломил вершину горы в Спайне; другие драконы были довольно расстроены моим поведением. Но у меня было много лет, чтобы понять - выходить из себя редко помогает. У тебя нет столько, я знаю, но позволь моему опыту убедить тебя в этом. Отпусти свои заботы и сосредоточься на поставленной задаче. Будущее не изменится, а волнение о нем только повысит вероятность осуществления твоих страхов.
Я знаю, Эрагон вздохнул, но это не легко.
"Конечно нет. Немногие ценные вещи даются легко". Затем Глаэдр отступил и оставил его в тишине его собственного сознания.
Эрагон достал свою чашу из сумки, перепрыгнул полукруг камней и подошел к одной из лужиц под дырой в потолке. Начал моросить мелкий дождь, покрывая пол тонким слоем воды. Он присел у края лужи и начал черпать воду руками в чашу.
Как только чаша была полна, Эрагон отступил на несколько футов и установил ее на кусок камня, который был в качестве стола. Затем он воспроизвел образ Рорана у себя в голове и пробормотал:" Драумр Копа."
Вода в чаше начала мерцать, и образ Рорана появился на белом фоне. Он разговаривал с Хорстом и Албриехом, сидя на Сноуфайре. Все трое выглядели уставшими, но оружие было при них. Это успокоило Эрагона, так как он знал что они еще не попали в плен Империи.
Затем он поглядел на Джомундра, потом на Солембума - который свежевал только что убитого кролика - и затем хотел посмотреть на Арью, но ее заклинания уберегали ее от чужого взора, и он увидел только темный фон в воде.
Наконец Эрагон отпустил заклинание и вылил воду обратно в лужу. Как только он перелез через барьер, окружающий их лагерь, Сапфира потянулася и зевнула, выгнув спину, как кошка, и спросила: как же они?
В безопасности, насколько я могу сказать.
Он бросил чашу на сумки, затем лег на его одеяло, закрыл глаза, и погрузился в размышления о том, каким бы могло быть его истинное имя. Каждые несколько минут ему приходил в голову новый вариант, но потом он от него отказывался и начинал сначала. Все имена содержат несколько составляющих: то, что он был Всадником; привязанность к Сапфире и Арье; желание победить Гальбаторикса; его родственные отношения с Рораном, Гэрроу и Бромом; и кровное родство с Муртагом. Но независимо от того, в каком положении он расставлял эти элементы, истинное имя так и не приходило ему на ум. Было очевидно что он потерял некоторые части о самом себе, по этому имена получались все длинее и длинее, в надежде на то, что Эрагон все таки наткнется на эти недостающие части.
Когда имена стали получатся слишком длинными, он понял что в пустую тратит время. Ему было необходимо пересмотреть свои основные предположения еще раз. Он понимал что его ошибка в том, что он не мог найти место, где он не прав, или же он знал эти места но не уделял им должного внимания. Он знал, что люди редко признают свои недостатки, и понимал, что это относится и к нему самому. Он пытался как то отучить себя от этого заблуждения, пока было хоть какое то время. Это заблуждение родилось вмести с ним в целях самосохранения, что бы он мог замечать в себе только самое хорошее. Тем не менее, на этот самообман уже не было времени.
Он думал и продолжал думать, так как день клонился к закату, но его усилия увенчались только неудачей.
Дождь становился сильнее. Эрагон любил этот звук, хотя он и мешал услышать, если бы кто то решил подкрасться к нему. С момента их первой ночи на Вроенгарде, он не видел никаких признаков появления странных, одетых в капюшоны фигур, которых он видел в городе, и он не чувствовал присутствие их сознания. И тем не менее, Эрагон был на стороже, и он не мог побороть в себе чувство, будто он и Сапфира могут быть атакованы в любой момент.
Серый свет дня медленно исчезал в глубокой беззвездной ночи, наставшей в долине. Эрагон подкинул больше дров в огонь; Костер был единственным источником света в пределах их лагеря, и пучок желтых языков пламени казался большими свечами на огромном пространстве. Каменный пол отражал свет костра. Поверхность пола была похожа на лист из полированного льда и отраженные языки пламени переливались разными цветами, что отвлекало Эрагона от его размышлений.
Эрагон не пообедал. Он был голоден, но слишком напряжен для того, чтобы его желудок был готов принять еду. Да и в любом случае он чувствовал, что пища может замедлить его мысли. Никогда его разум не был таким острым, как тогда, когда его живот был пустым.
Он решил что не будет есть, пока не узнает, его настоящее имя, или пока они не будут вынуждены покинуть остров, не зависимо от того что наступит раньше.
Прошло несколько часов. Они мало говорили между собой, хотя Эрагон понимал направление общего дрейфа настроений и мыслей Сапфиры,а она понимала его.
Позже, когда Эрагон собрался погрузиться в свои сны наяву - одновременно и из-за усталости, и из-за надежды, что сны помогут ему проникнуть внутрь себя - Сапфира взревела, вытянула вперед свою правую лапу и ударила ей по полу. Несколько язычков пламени вырвались наружу, посылая искры к черному потолку.
Встревоженный, Эрагон вскочил на ноги и потянулся за Брисингром, в то же время пытаясь обнаружить врагов в темноте за пределами полукруга из камней. Мгновение спустя он понял, что рык Сапфиры выражал не ярость, а триумф.
Я сделала это! воскликнула Сапфира.Она выгнула шею и выпустила облако сине-желтого пламени в верхние пределы здания. Я знаю свое истинное имя! Она сказала единственнуюй строку на древнем языке, и внутренняя часть ума Эрагона, казалось, огласилась звуком как звонок, и на мгновение,тело Сапфиры замерцало внутренним светом,она выглядела так,как будто она была сделана из звезд.
Ее имя было грандиозным и величественным, но также и и с оттенком грусти, поскольку это название охарактеризовывало ее как последнюю женщину ее вида. В словах Эрагон мог услышать любовь и преданность,которую она испытывала к нему, так же как все другие черты, которые составляли ее индивидуальность.Но большинство ее качеств он признавал,что они не имели к нему никакого отношения. Ее недостатки были столь же видными как и ее достоинства, но в целом, впечатление было одним,она была из огня,красоты и великолепия.
Сапфира вздрогнула от кончика носа до кончика хвоста, и переместила свои крылья.
Я знаю, кто я, сказала она.
Молодец, Бяртскулар, сказал Глаэдр, и Эрагон чувствовал, в каком большом впечатлением он был. У тебя есть имя, которым можно гордиться. Я не сказал бы ето еще раз, однако, даже и не к себе, пока мы находимся на ... на шпиле мы приехали, чтобы посмотреть. Вы должны проявлять большую осторожность, чтобы сохранить твое имя скрытым теперь, когда ты его знаешь.
Сапфиры моргнула и переместила свои крылья снова. Да, Учитель. Возбуждение, пробегающее через нее, было ощутимым.
Эрагон вложил Брисингр в ножны и подошел к ней. Она опустила свою голову так, чтобы та находилась на одном уровне с его. Он погладил ее пасть, а затем прижался лбом к твердой морде так крепко, как только мог, ощущая острые чешуйки под пальцами. Горячие слезы стекали по его щекам.
Почему ты плачешь? спросила она.
Потому что... мне посчастливилось быть связанным с тобой.
Малыш.
Они поговорили еще немного, потому что Сапфира хотела обсудить то, что она узнала о себе. Эрагон был рад послушать, но не мог избавится от немного горького чувства, оттого что он был еще не в состоянии найти свое истинное имя.
Тогда Сапфира свернулась на своей стороне половины круга и заснула, оставляя Эрагона размышлять рядом со светом умирающего походного костра. Глаэдр не спал и следил за его успехами, и иногда Эрагон консультировался с ним, но по большей части, он придерживался себя.
Часы проходили мимо, и Эрагон чувствовал себя/становился все более и более разбитым. Его время заканчивалось — в идеале, он и Сапфира должны были уехать к Варденам в предыдущий день — и все же независимо от того, что он пробовал, он казался неспособным описать себя, каким он был.
Было около полуночи, по его расчетам, когда дождь прекратился.
Эрагон волновался, пытаясь составить мнение о себе;потом вынужденный размять свои ноги, так как слишком долго был вывнужден сидеть. Я собираюсь на прогулку, сказал он Глаэдру.
Он ожидал, что дракон будет возражать, но вместо этого Глаэдр сказал: Оставь свое оружие и доспехи здесь.
Почему?
- Что бы ты ни нашел, ты должен встретить это сам. Ты не сможешь понять себя, если ты надеешься, что кто-то или что-то еще поможет тебе.
Слова Глаэдра имели смысл для Эрагона, но тем не менее он колебался прежде, чем он отстегнул свой меч и кинжал и снял свою кольчугу. Он надел свои ботинки и свой влажный плащ, и затем он подтянул седельные сумки, в которых хранилось сердце сердец с душой Глаедра ближе к Сапфире.
Как только Эрагон начал уходить от полукруга камней, Глаэдр сказал: делай,то что должен, но будь осторожен.
* * *
Выйдя из дома Эрагон был рад видеть пятна звезд в разрывах облаков, а лунного света было для него достаточно чтобы оглядеть окрестности.
Он подпрыгнул на носках ног несколько раз, задаваясь вопросом, куда идти?Но вскоре он отправился легкой пробежкой по направлению к сердцу разрушенного города. Через несколько секунд, его разочарование взяло верх над ним,и он увеличил свой темп,чтобы поискать удачу в дальнейшем.
Слушая звуки своего дыхания и своих шагов, стучащих по каменным плитам, он спросил себя: "Что я есть?". Но не было ему ответа.
 [hr][br]
Я не злопамятный, я просто злой, а вот память у меня плохая. Совсем склероз замучил: отомщу, забуду, и еще раз отомщу.
|
| |
| |
| коля | Дата: Воскресенье, 06.05.12, 21:03 | Сообщение # 37 |
|
Санин
Группа: Администраторы
Сообщений: 877
Статус: Offline
| Он бежал пока его легкие не стали сдавать, но все же, он пробежал еще немного, и когда его ноги и легкие совсем утомились, он остановился возле фонтана заполненного сорняками что бы отдышатся, и оперся в на оружие стоящие напротив него.
Вокруг него маячили формы нескольких огромных зданий: их темные тела,были похожи на образы древних,рушающихся гор. Фонтан стоял в центре огромного квадратного двора, большая часть которого была усеяна кусками щебня.
Он оттолкнулся от фонтана и медленно повернулся к центру двора.Где-то далеко,он слышал глубокое, резонансное кваканье рогатых лягушек,нечеткий гул, который становился особенно громким,когда каждая из лягушек начинала принимать участие в этом хоре.
Трещины на каменной плите в несколько метров в длину,попались ему на глаза. Он подошел, схватил ее за края, и,с рывком, поднял ее с земли. Мышцы его рук напряглись,он встал на краю двора,и бросил плиту на траву за его пределами.
Она приземлилась с мягким,но соответствующим ее весу гулом.
Он шагнул обратно к фонтану,снял драпированный плащ, и бросил его на край скульптуры. Затем он подошел к следующей части щебне-зубчатого клина,который лежал около большого блока, странным образом,расстояние между ними подходило для пальцев,поэтому он поднял блок на плечо.
На протяжении более часа, он трудился, чтобы очистить двор. Некоторые детали,из обрушенной кирпичной кладки были настолько большими,что ему приходилось использовать магию, чтобы переместить их, но по большей части,он все же был в состоянии использовать свои руки. Он был рассчетлив в это время,он работал взад и вперед по двору,и каждый кусок из обломков,с которым он столкивался, независимо от того, насколько большой или маленький,он останавливался,чтобы удалить его.
Вскоре Эагон вспотел,да и усталость дала о себе знать.Он бы снял китель,но края камней,были слишком острые,и могли запросто поранить свое тело.Ему их и так хватало,т.к. он уже успел накопить множество синяков на груди и плечах,во время работы,но самое неприятное было-это мозоли на руках.
Нагрузка помогла успокоить ум,а так как,для решения задачи по поводу поиска своего истинного имени требовалась все обдумать,он позволил голове отдохнуть, чтобы обдумать все то:кем он был,и кем он может быть.
В середине процесса,над решением его проблемы,когда он решил передохнуть после того,как перетащил особенно тяжелую балку от карниза здания,он услышал угрожающее шипение.Эрагон поднял глаза и увидел гигантскую улитку,она была,вместе со своим корпусом не менее шести футов ростом,и скользила из темноты с поразительной скоростью. Без костей,шея существа была полностью вытянута,ее безгубый рот, как зов тьмы,щелкал ее мягкую плоть,ее луковичные глаза прямо смотрели на него. При свете луны,движущееся тело улитки блестело,как серебро,так же блестел и тот след слизи,который она оставляла позади себя.
-Летта-, сказал Эрагон и выпрямился в вертикальном положении, стряхнув капли крови с пораненных рук. - Оно ач неаят трейджа эом верунсмел эдха, о сналги.-
Пока он произносил своё предупреждение, улитка замедлилась и уставилась своими большими глазами. Она остановилась на расстоянии в несколько ярдов, снова зашипела, и продолжила кружить слева от него.
- Ну нет, ничего у тебя не выйдет - пробормотал он, уворачиваясь от нее. Он обернулся через плечо, чтобы убедиться, что сзади нет других снагли.
Гигантская улитка, казалось, поняла, что она не могла поймать его врасплох, поэтому она остановилась и застыла, шипя и двигая своими глазными яблоками ему навстречу.
"Ты говоришь подобно заварному чайнику оставленому кипеть", сказал он ей.
Глазницы снагли бегали всё быстрее, и тогда она бросилась на него, краями своего плоского колеблющегося брюха.
Эрагона дождался этого момента, затем отскочил в сторону, и позволил снагли проскользить мимо. Он рассмеялся и хлопнул по задней части её раковины. “Не слишком быстрый, не так ли?” Танцуя на расстоянии от неё, он начал насмехаться над существом на древнем языке, называя его множеством оскорбительных но совершенно точных имен.
Улитка, казалось, надула от гнева — её утолщенная шея выпирала, и она открыло свой рот еще шире и начала бормотать так же, как и шипеть
Снова и снова она бросалась на Эрагона, и каждый раз он отпрыгивал в сторону. Наконец снагли устала от этой игры. Наконец она отползла на пол-дюжины ярдов и уставилась на него своими глазами размером с кулак.
-Как вы когда-нибудь что-нибудь поймаете, когда вы такие медлительные?-, насмешливо спросил Эрагон и показал улитке язык.
Сналги зашипела еще раз, а затем развернулась и скользнула в темноту.
Перед тем как он возвратился к очистке щебня, Эрагон подождал несколько минут, чтобы быть уверенным что она ушла.
-Может я так же должен называть себя Победитель Улиток,- пробормотал он, перекатывая часть колонны через внутренний двор.- Эрагон Губитель Шейдов, Победитель Улиток... Я бы вселял ужас в сердца людей, куда бы я ни пошёл.
была самая глубокая часть ночи, когда он наконец опустил последний камень на траву, которая обрамляла внутренний двор. Там он стоял, задыхаясь. Он замёрз, был голоден и устал, его руки были поцарапаны, а запястья болели.
Он закончил северо-восточным углом внутреннего двора. На севере был огромный зал, который был главным образом разрушен во время сражения; всё, что оставалось стоять, была часть задних стенок и единственного, покрытого плющом столба, где когда-то была лестничная площадка.
Он долгое время смотрел на столб. Ваше него, в небе, он увидел скопление звёзд всех цветов: красного, синего, белого. Они светились и блестели, как алмазы. Он ощущал странное притяжение к ним, и если их облик означал что либо, то он должен был знать об этом
Не утруждая себя обдумыванием своих действий, он подошел к основанию колонны-карабкаясь по груде обломков-затем достал так высоко как мог и схватил самую толстую часть плюща: стебель был таким же большим как его предплечье и был покрытым тысячами крошечных волосков.
Он потянул лозу. Она не оторвалась, поэтому он вскочил с земли и начал подниматься. Проворно, он взбирался на памятник, который, должно быть, был триста футов в высоту, но казался все выше и выше чем дальше он подымался.
Он знал, что поступал безрассудно, но к тому-же, он и чувствовал себя таким-же, опрометчивым.
На полпути, маленькие усики виноградной лозы начали шелушиться об камень, когда он опирался на них всем своим весом. После этого он стал более осторожным, и стал держался только за главный стебель и за некоторые толстые боковые ответвления.
Он хватался из последних сил к тому моменту как достигнул верхушки. Венец колонны был до сих пор нетронутым; он образовывал квадрат, плоская поверхность была достаточно большой, чтобы сидеть там, вытянув ноги.
Чувствуя некоторые колебания от усилий, Эрагон скрестил свои ноги и свободно положил руки ладонями вверх на колени, и позволил воздуху обдувать его ободранную кожу.
Под ним лежал в руинах город: лабиринт разбитой вдребезги скорлупы, что многократно отдавался эхом со странным, несчастным воплем. В некоторых местах, где была вода, он мог видеть слабый отсвет завлекающих огней лягушек-быков, как фонарики смотрелись с такой большой дистаниции.
"Лягушки-рыболовы" - подумал он внезапно на древнем языке. "Это их имя: лягушки-рыболовы". И он знал, что был прав, так как слова подходили к ним как ключ к замку.
Тогда он переместил свой пристальный взгляд на на группу звезд, что вдохновляли его. Он замедлил свое дыхание и сконцентрировался на поддержании устойчивости, на бесконечном процессе вдыхания и выдыхания воздуха. Холод, голод и дрожь от изнеможения дали ему особое чувство восприятия; ему казалось, что он плывет в стороне от своего тела, как будто связь между его сознанием и телом истончилась, и так происходило повышение его осведомленности о городе и острове вокруг него. Он тонко чувствовал любой порыв ветра, любой звук и любой запах, который шел мимо верхушки колонны.
Так он и сидел там, он думал о многих именах, и хотя ни одно из них не подходило ему в полной степени, его неудачи не расстраивали его, для ясности он погрузился очень глубоко, чтобы никакой регресс не нарушал его спокойствия.
"Как я могу включить всего себя в несколько слов?" - думал он, и продолжал обдумывать этот вопрос с разных сторон.
Три нечеткие тени пролетели через город, как маленькие, движущиеся трещины реальности, и приземлились на крышу здания слева. Темные силуэты в форме сов расправили свои колючие перья и уставились на него своими светящимися злыми глазами. Тени мягко шептались друг с другом, и две из них скребли их полые крылья с не очень глубокими когтями. Третья держала останки лягушки-быка между когтями.
Он наблюдал за опасными птицами несколько минут, и они наблюдали за ним в ответ, и тогда они полетели призраками на запад, производя не больше шума, чем падающее перо.
Незадолго до рассвета, когда Эрагон увидел утреннюю звезду между двумя вершинами на востоке, он спросил себя: Чего я хочу?
До этого времени он не потрудился рассматреть этот вопрос. Он хотел свергнуть Гальбаторикса: это, конечно. Но когда они победят, что тогда? До этого времени он имел в запасе Долину Паланкар, он думал, что он и Сапфира однажды возвратятся туда, чтобы жить около гор, которые он столь любил. Однако, когда он обдумывал эту перспективу, он медленно понимал, что она больше не подходила ему.
Он вырос в долине Паланкар, и он всегда будет считать ее домом. Но что осталось там для него и Сапфиры? Карвахолл - разрушен, и даже если жители восстановят его когда-нибудь, город никогда не будет прежним. Кроме того, большинство друзей, его и Сапфиры, живут в других местах, и они оба имеют обязательства перед различными расами Алагейзии-обязательства, которыми они не могут пренебречь. И после всего того, что они сделали и увидели, он не мог себе представить, что один из них будет доволен жизнью в таком обычном, изолированном месте.
потому что небо полое, а мир круглый
Даже если они вернуться то, что они будут делать? Растить коров и сеять пшеницу? Он не желал, зарабатывать себе на жизнь фермерством , как его семья в детстве. Он и Сапфира были Всадником и драконам, и их рок и судьба - лететь впереди истории, а не сидеть перед огнем лениться и жиреть.
А еще была Арья. Если бы они с Сапфирой жили в долине Паланкар, то он бы видел её очень редко, если вообще видел.
"Нет", сказал Эрагон, и слово было как молотком в тишине. "Я не хочу возвращаться".
Холодное покалывание сползло вниз по его спине. Он знал, что изменился, когда он, Бром, и Сапфира намеревались разыскать раззаков, но он цеплялся за веру, что в его душе он был всё еще тем же самым человеком. Теперь он понял, что это больше не так. Мальчик, которым он был, когда он сначала ступил за пределы Долины Паланкар, прекратил существование; Эрагон не был похож на него, он не действовал как он, и он больше не хотел те же самые вещи от жизни.
Он глубоко вздохнул и затем выпустил это в длинном, дрожащем вздохе, поскольку правда открылась ему.
"Я не тот кем я был " сказал это вслух что бы придать мыслям веса.
Когда первые лучи рассвета на восточном небосклоне поднялись над древним островом Врёнгард, где когда-то жили Всадники и Драконы, он подумал об имени - имени, о котором до этого не думал, - и как только он это сделал, чувство неоспоримости поднялось в нем.
Он произнес имя, прошептал его в своих глубочайших уголках подсознания, и всё тело, как показалось, завибрировало так же, как если бы Сапфира ударила колонну под ним.
И тогда он начал ловить воздух, и он обнаружил в себе смех и слезы - смех, ибо он достиг цели и ощутил полнейшую радость понимания, а слезы потому что все его неудачи, все его ошибки, которые он сделал, теперь стали очевидными для него, и он больше не хотел обманывать себя ради внутреннего комфорта.
"Я не тот кем я был ", прошептал он, сжимая края колонны ", но я знаю, кто я есть."
Имя, его истинное имя, было более слабым и более некорректным, чем ему бы хотелось, и он ненавидел себя за это, но было также такое, чем можно было восхититься, и чем больше он думал об этом, тем больше он мог принять истинный характер его самого. Он не был лучшим человеком в мире, но, и при этом он не был худшим.
"И я не сдамся", прорычал он.
Он нашел утешение в том факте, что его личность не была еще постоянной; он мог улучшить себя при желании. И тут он поклялся себе, что станет лучше в будущем, как бы это не было тяжело.
Продолжая смеяться и плакать, он поднял лицо к небу и протянул руки сразу во все стороны. Через некоторое время слезы и смех прекратились, и в этом месте он ощутил глубокое умиротворение с оттенком счастья и смирения. Вопреки предостережению Глаэдра, он снова прошептал свое истинное имя, и и еще раз поразился силе слов.
Держа свои руки вытянутыми, он стоял на верху колонны, он наклонился вперед головой к земле. Перед тем как ударить, он сказал:
-"Вёхт", - и он замедлился, повернулся, и приземлился на треснувший камень так мягко, как если бы он выходил из кареты.
Он вернулся к фонтану в центре внутреннего двора и отыскал свой плащ. Потом, когда свет распространился по разрушенному городу, он он поторопился в убежище, страстно желаю разбудить Сапфиру и рассказать ей и Глаэдру о своем открытии.
СКЛЕП ДУШ
Эрагон поднял меч и щит, страшно желая продолжить, но одновременно ощущая непонятный страх.
Как и прежде, он и Сапфира стояли у подножия скалы Кутхиан, в то время как Элдунари Глаэдра лежало в маленькой коробочке, спрятанной между седельных сумок на спине Сапфиры.
Было раннее утро, яркие лучи солнца пробивались сквозь пелену облаков. Эрагон и Сапфира хотели отправиться к Скале Кутхиан сразу после возвращения Эрагона в лагерь, но Глаэдр настоял на том, чтобы Эрагон сначала подкрепился, и в путь они отправились только после того, как пища улеглась в его желудке.
Но теперь они, наконец, стояли в зубчатых шпилях из камня, и Эрагон устал от ожидания, как и Сапфира.
С тех пор, как они раскрыли друг другу своих истинные имена, связь между ними, казалось, только усилилась. Возможно, из-за того, что они осознали, насколько важны друг для друга. Они всегда об этом знали, но тем не менее столь бесспорное выражение этих чувств сплотило их еще больше.
Где-то на севере, кричал ворон.
- Я пойду первым, - сказал Глаэдр. Если там есть ловушка, я, возможно, смогу запустить ее до того, как она поймает кого-то из вас.
Эрагон, как и Сапфира, начал отдалять свой разум от разума Глаэдра, чтобы позволить дракону произнести свое истинное имя, не будучи подслушанным. Но Глаэдр сказал: - Нет, вы сказали мне ваши имена. Это правильно, что вы должны знать мое.
Эрагон посмотрел на Сапфиру, и затем они оба сказали "Спасибо тебе, Эбритхил"
Тогда Глэедр произнёс свое имя, и оно быстро разнеслось дальше в уме Эрагона как фанфара труб, королевское и все же противоречащее, окрашенное повсюду горем Глаэдра и гневом от смерти Оромиса. Его имя было более длинным,и чем Эрагона или чем Сапфиры; оно было в несколько предложений — отчет жизни, которая простиралась за столетия и которая содержала радости и печали, достижения и достоинства, слишком многочисленные, чтобы рассчитать. Его мудрость была очевидна в его имени, но также и противоречия: сложности, которые мешали полностью схватывать его личность.
Сапфира испытывала то же самое чувство страха, слыша имя Глаэдра, как и Эрагон; его звук заставил их обоих понять, насколько молоды они все еще были и как далеко они должны были пойти прежде, чем они могли надеяться соответствовать знаниям и опыту Глаэдра.
"Интересно,какое истинное имя у Арьи"подумал Эрагон.
Они пристально смотрели на Скалу Кутхиан,но не заметили никаких изменений.
Сапфира была следующей. Изогнув шею и скребя лапами по земле, как заядлая охотница, она гордо произнесла свое истинное имя. Даже при свете дня ее чешуя вновь мерцала и искрилась в момент провозглашения.
Когда она и Глаэдр произнесли свои истинные имена, Эрагон почувствовал себя менее смущенным относительно своего собственного. Никто из них не был идеален, и все же они не судили друг друга за недостатки, а признавали их и прощали.
И опять ничего не произошло, когда Сапфира произнесла свое имя.
Наконец, Эрагон вышел вперед.Холодный пот покрыл его лоб. Зная, что это могут быть последние минуты его, как свободного человека, он сказал свое имя мысленно, как Глаедр и Сапфира. Они заранее договорились, что было бы безопаснее для него, не говорить свое имя вслух, чтобы уменьшить вероятность того, что кто-то может подслушать его.
Как только Эрагон мысленно сформировал последнее слово , тонкая, темная линия появилась в основе вершины.
Она поднялась вверх на пятдесят футов, а затем разделилась надвое, и, изогнувшись, трещины устремились вниз по разные стороны, очерчивая контур двух широких дверей. На дверях один за одним появлялись ряды написанных золотом символов: защита против физического и магического обнаружения.
Как только сплетения символов проявились полностью, двери качнулись наружу на невидимых петлях, соскребая землю и растения, которые выросли перед ними с тех пор, когда их открывали в последний раз. В дверном проеме виднелся громадный сводчатый тоннель, который уходил в недра земли под крутым углом.
Двери остановились, и на поляне снова воцарилась тишина.
Эрагон внимательно смотрел на темный тоннель, чувствуя, что его опасения усиливаются. Они нашли то, что искали, но он до сих пор не был уверен в том, что это не ловушка.
- Солембум не солгал, - сказала Сапфира. Она высунула язык, чтобы попробовать воздух.
Да, но что ждет нас внутри? спросил Эрагон.
- Этого места не должно было быть - , - сказал Глаэдр. - У нас и у Всадников было много секретов на Врёнгарде, но остров слишком мал для того, чтобы такой большой туннель был бы построен так, чтобы о нем не знали остальные. И все же я никогда не слышал о нем раньше - .
Эрагон нахмурился и огляделся. Они по-прежнему одни, никто не пытался подкрасться к ним. "Могло ли это быть построено до того,как Всадники сделали Vroengard их домом?"
Глаэдр на мгновение задумался. "Я не знаю. ... Может быть. Это единственное объяснение, которое имеет смысл, но если это так, то это действительно древнее."
Каждый из них троих мысленно исследовал проход, но они так и не почувствовали живого существа в нём.
- Что ж, хорошо, - произнес Эрагон. Во рту он почувствовал кисловатый привкус страха, а ладони в перчатках стали влажными. Что бы не поджидало их в конце туннеля, он желал окончательно с этим разобраться.
Сапфира тоже нервничала, однако не так сильно.
-Давайте выкопаем крыс, что прячутся в этом гнезде-, сказала она.
Затем они вместе прошли через дверной проем в туннель.
Как только последний дюйм хвоста Сапфиры проскользнул через порог, дверь позади них сдвинулась и захлопнулась с громким треском встретившихся камней, погружая их во тьму.
-Ах, нет, нет, нет!- , прорычал Эрагон, бросаясь обратно к дверям -. Наина хвитр-, сказал он, и не имеющий направления белый свет осветил вход в туннель
Внутрення поверхность дверей была идеально гладкой, и как бы он не напирал и колотил в них, они не сдвинулись с места. - Проклятие. Нужно было подложить бревно или булыжник, чтобы не дать им закрыться, - посетовал он, упрекая себя за то, что не подумал об этом раньше.
- Если будет нужно, мы всегда сможем сломать их, - сказала Сапфира.
- Я очень в этом сомневаюсь, - ответил Глаэдр.
Эрагон перехватил Брисингр: - Тогда, я полагаю, мы должны идти вперед, у нас нет иного выбора.
- А когда у нас был иной выбор кроме того, чтобы идти вперед? - спросила Сапфира.
Эрагон слегка изменил заклинание, чтобы шар света завис на одном месте под потолком, иначе недостаток теней мешал ему с Сапфирой определить глубину, а затем, вместе они вошли в наклонный туннель.
Дно прохода местами было шероховатым, что помогало им поддерживать равновесие при ходьбе. В месте, где пол переходил в стены, они сливались вместе, будто камень был расплавлен, и Эрагон предположил, что это было работой эльфов, рывших этот туннель.
Они продолжали спускаться, все глубже и глубже в землю, пока Эрагон не предположил, что они прошли под холмами позади Скалы Кутхиан и достигли подножия горы за ее пределами. Туннель не сворачивал и не имел ответвлений, а стены оставались абсолютно голыми.
В конце концов Эрагон почувствовал дуновение теплого ветра, поднимавшегося к ним из дальней части туннеля, и заметил бледно-оранжевый свет на расстоянии. - Летта, - прошептал он и погасил свой светящийся шар.
Пока они поднимались, воздух продолжал нагреваться, а свет перед ними становился ярче. Вскоре они смогли увидеть конец туннеля: огромную черную арку, всю покрытую высеченными символами, из-за которых она выглядела словно обвитой шипами. Запах серы пропитал воздух, и Эрагон почувствовал, что его глаза начали слезиться.
Они остановились пред сводчатым проходом, все, что они могли видеть через него был плоский серый пол.
Эрагон оглянулся назад, туда, откуда они пришли, а затем снова посмотрел на арку. Ее зазубренная структура нервировала Эрагона, как и Сапфиру. Он попытался прочитать символы, но они были слишком запутанные и располагались так близко друг к другу, что разобрать их было невозможно, ему также не удалось почувствовать какую либо энергию в черной структуре. Ему было сложно поверить, что арка не заколдована. Тому, кто построил этот тоннель, удалось скрыть заклинание, позволяющее закрыть дверь снаружи, значит, они могли сделать тоже самое с любым заклинанием, которое наложили на арку.
Они с Сапфирой быстро переглянулись, он облизнул губы и вспомнил, что сказал Глаэдр: - Надежных путей больше нет.
Сапфира фыркнула, выпустив маленький сноп пламени из ноздрей, а затем они с Эрагоном прошли в сводчатый проход.
Пустота, часть первая
Эрагон заметил сразу несколько вещей.
Во-первых, что они стоят на одной из сторон круглой комнаты более двухсот футов диаметром с большой ямой в центре, из которой исходило скучное оранжевое свечение. Во-вторых, что удушающе жарко. В-третьих, что вокруг внешней части комнаты были два концентрических кольца выступающих ярусов- сзади на один больше, чем с переди, на которой располагались (отдыхали?) многочисленные темные объекты.
В-четвертых, что стена позади этого уровня сверкала во многих местах, как будто была украшена цветными кристаллами. Но у него не было возможности рассмотреть стену или темные объекты, ибо на открытом месте рядом со светящейся ямой стоял человек с головой дракона.
Человек был сделан из металла, и сверкал, как полированная сталь. Он был без одежды, кроме набедренной повязки сегментированно сделанной из того же блестящего материала, как его тело, грудь и конечности с рифлеными мышцами, как у Кулла. В левой руке он держал металлический щит, а в правой, переливающийся меч, в котором Эрагон узнал клинок Всадника.
Позади человека, у противоположной стены комнаты, Эрагон смог разглядеть трон, спинка и сидение которого напоминали очертания существа.
Человек с головой дракона шагнул вперед. Его кожа и суставы двигались гладко, как настоящая плоть, но каждый шаг звучал так если бы что-то очень тяжелое упало на пол. Он остановился в тридцати футах от Эрагона и Сапфиры и посмотрел на них глазами, которые мерцали, как пара темно-красных (может малиновых?) огоньков. Затем, подняв чешуйчатую голову, он произвел своеобразный металлический рев, который разнесся с эхом, многократно отражаясь, пока не стало казаться что дюжина существ ревет на них.
Как раз тогда, когда Эрагону стало интересно должны ли они бороться с существом, он почувствовал себя странно, огромный разум дотронулся до его. Он отличался от тех с которыми он сталкивался раньше, и казалось содержал разноголосый хор из множества голосов, напоминающий ветер внутри шторма.
Прежде чем он смог отреагировать, чужеродный разум сломил его оборону и завладел контролем над его мыслями. За все то время что он занимался практикой с Глаэдром, Арьей и Сапфирой, Эрагон не мог остановить атаку; он не мог даже замедлить ее. Он мог бы с таким же успехом попытаться сдержать волну голыми руками.
Поток света и рев несвязного шума окружили его, поскольку хор воплей вызвал в душе,в каждом укромном уголоке, трещину его существа.Эрагону показалось,как будто захватчик разорвал свой ум на полдюжину частей — каждая из которых оставалась зависимой от других, но ни одна из которой не была свободна сделать так,как желала ,его зрение изменилось,стало более детализорованным,как будто он видел палату через аспекты драгоценного камня.
Шесть различных воспоминаний начали мчаться через его сломленное сознание. Он не хотел вспоминать их; они просто появлялись, и пролетали мимо быстрее, чем он мог думать. В то же самое время его тело согнулось,и принялось приниать различные позы,а затем его рука вытащила Брисингр туда,где его глаза могли видеть, и он созерцал шесть идентичных версий меча.Захватчик даже сделал так, чтобы он смог ощущать эти мысли,правда цель этого Эрагон не понимал и не мог понять всех мыслей,которые тот имел,но все же он позволял их увидеть.При всем при этом,у Эрагона не проходило чувство тревоги.
Казалось что уже прошел ни один час,но чужой ум исследовал каждые из его воспоминаний с того момента,когда он еще жил на ферме,со своей семьей,как он охотился на оленя в горах Спайна,за три дня до того,как он нашел яйцо Сапфиры,вплоть до сегодня.Позади своего разума,Эрагон ощутил ту же самую вещь,которая происходила и с Сапфирой,которая тоже ничего не понимала из всех этих мыслей.
Наконец, после того, как он оставил надежду на свободу, что он когда-нибудь освободит свой разум и свои мысли, кружащийся хор мыслей тщательно воссоединился с частями его разума,и затем исчез.
Эрагон зашатался и опустился на одно колено раньше, чем он смог вернуть своё равновесие. Рядом с ним, Сапфира пошатывалась и хваталась за воздух.
Как?-подумал он-Кто?Захватить обоих сразу,и возможно Глаэдра тоже.Он сомневался,что даже Гальбаторикс способен на такое.
Опять чужое сознание стало давить на мысли Эрагона, однако на этот раз оно не нападало. "Простите нас Сапфира и Эрагон, но мы должны были убедиться в чистоте ваших намерений. Добро пожаловать в Склеп Душ. Долго же мы ждали вас! Добро пожаловать и тебе кузен. Мы рады что ты все еще жив. Возьмите ваши воспоминания, и знайте, что ваше задание наконец завершено!
Болт энергии вспыхнул между Глаэдром и сознанием. Мгновение спустя Глаэдр взревел, который заставил виски Эрагона пульсировать с болью. Скачок смешанных эмоций помчался дальше от золотого дракона: горе, триумф, недоверие, сожаление, и, отвергая их всех, смысл радостного облегчения, столь интенсивного, что Эрагон улыбнулся, не зная почему. И задевая ум Глэедра, он чувствовал не только один странный ум, но и множество, все шептание и бормотание.
"Кто?" прошептал Эрагон. Перед ними, человек с головой дракона двигался медленно.
"Эрагон", сказала Сапфира."Посмотри на стену. Смотри.."
Эрагон посмотрел туда и увидел что стена вовсе не была украшена кристаллами, как он подумал раньше. В ней находились дюжины альковов с блестящими шарами внутри. Некоторые были большие, некоторые маленькие, но все они пульсировали и мерцали внутри, как уголь из костра который догорает.
Сердце Эрагона пропустило удар, как только понимание пришло к нему.
Он опустил свой взгляд на темные объекты на нижних ярусах, они были гладкими и яйцевидными и казались вылепленнми из камня различных цветов. Как шары, некоторые были большими а некоторые были небольшими, но не взирая на их размеры, их форма была одинаковой могла быть узнанной везде.
Острый приступ содрогнул его и его колени стали слабыми. Это не может быть. Он хотел верить тому, что он видел, но он опасался, что это могла быть иллюзия созданная его надеждами. И всё же от вероятности того, что он видел там, было на самом деле, перехватывало его дыхание и останавливало его, колебало и овладевало до такой степени, что он не знал, что делать и что говорить. Реакция Сапфиры была почти такой же, если не сильнее.
Затем разум снова заговорил: Вы не ошибаетесь, драконьи, и ваши глаза не обманывают вас. Мы тайная надежда нашей расы. Здесь лежат наши сердца сердец - последние свободные Элдунари в стране - и здесь лежат яйца, которые мы хранили более чем столетие.
Пустота, часть вторая
На мгновение, Эрагон не мог двигаться или дышать.
Затем он прошептал: "Яйца, Сапфира. ... Яйца".
Она вздрогнула, словно от холода, и мурашки пробежались по её спине.
Кто вы? спросил он в уме. Откуда мы знаем, если мы можем вам доверять?
Они говорят правду, Эрагон, сказал Глаедр на древнем языке. Я знаю, Оромис был среди тех, кто разработывал этого план.
Оромис...?
Перед тем как Глаедр хотел представить более подробную информацию, другой разум сказал, меня зовут Umaroth. Мой всадник был эльф Vrael, лидер нашего ордина до того как наша погибель нашла нас. Я говорю за других, но я не повелевал им, ибо в то время как многие из нас были связаны со своими всадниками, а наши дикие братья не признают никакой власти, кроме своей собственной. Об этом он сказал с оттенком раздражения. Это было бы слишком запутанно для всех нас, если бы каждый говорил по очереди, так что мой голос будет звучать до конца.
Вы ...? И Эрагон указал на серебристого а драконо-голового человека находившийся перед ним и Сапфирой.
Нет, ответил Umaroth. Он Cuaroc, Охотник на Nidhwal и Проклятие Ургалов. Silvari Чародейка создала для него тело, которое он теперь носит, так что у нас есть чемпионом, чтобы защитить нас от Гальбаторикса или любой силы которая прорвалась бы в Хранилище Душ.
Как Umaroth говорил, Драконоголовый человек дотянулся до его торса и правой рукой, развязал скрытую защелку и распахнул грудь, как будто он тянул дверь от шкафа. В груди у Cuaroc в фиолетовой глубине души были расположенны тысячами серебряных проводков каждый не толще волоса. Затем двери в груди у Cuaroc захлопнулась, и Umaroth сказал: Нет, я здесь, и он руководил зрением Эрагона к нише, которая содержала большие белые Элдунари.
Эрагон медленно вложил Брисингр в ножны.
Яйца и Элдунари. Эрагон никак не мог понять чудовищность откровения и все сразу. Его мысли были медленными и вялыми, как если бы его ударили по голове, в некотором смысле, он так и предположил...
Он направился к нише справа от черной релиефной арки, затем остановился перед Cuaroc и сказал, как громко мог своим разумом, "Могу ли я?"
Драконоголовый защелкнул свою пасть, отступил, шагая с грохотом, и встял у сияющего углубления в центре комнаты. Однако его меч оставался обнаженным, и Эрагон ни на мгновение не забывал об этом.
Чувства удивления и благоговения охватили Эрагона, когда он подошел к драконьим яйцм. Он прислонился к нижнему ярусу и, содрогаясь, выдохнул, глядя на золотое и красное яйцо, которые были почти в пять футов высотой. Пораженный внезапным призывом, он снял перчатки и протянул ладонь к яйцам. Оно было теплым на ощупь, а когда он мысленно коснулся его, он почувствовал дремлющие сознание невылупившегося дракона.
Он почувствовал горячее дыхание Сапфиры на его затылке, кагда она присоединилась к нему.
Твое яйцо было меньше, чем это-сказал он
Это потому, что моя мать была не так стара и не так велика, как тот дракон, что отложил это.
Ах. Я не думал об этом.
Он посмотрел на остальные яйца и почуствовал, как у него сжимается горло. - Их так много, - прошептал он. Он прислонился плечом к могучим челюстям Сапфиры и почувствовал охватившую ее дрожь. Он знал, что она не хотела ничего иного, как только возликовать и воссоединиться с разумами ее народа, но как и он, она не могла заставить себя поверить в то, что все, что они видели, было реальным.
Она фыркнула и обернулась вокруг: она смотрела на остальную часть комнаты, а затем взревела так, что посыпалась пыль с потолка. "Как?"- прорычала она мысленно. "Как вы смогли скрыться от Гальбаторикса? Мы драконы не скрываемся от борьбы! Мы - не трусы, бегущие от опасности. Объясните это!"
"Не так громко, Бьяртскулар, или ты растревожишь малышей в их яйцах", - проворчал Умарот.
Морда Сапфиры сморщилась, когда она огрызнулась, - Тогда говори, старейший, и расскажи, как это возможно.
На мгновение показалось, что Умарота это забавляло, но когда дракон ответил ей, его слова звучали мрачно:" Вы правы: драконы - не трусы, и они не скрываются от борьбы, но иногда и драконы могут прятаться в засаде, чтобы затем застать свою жертву врасплох. Разве ты не согласна, Сапфира?"
Она фыркнула и перебросила свой хвост из стороны в сторону.
И мы не такие, как Фанфур или меньшая змея, которая оставляет своих детенышей, чтобы жить или умереть по прихоти судьбы. Если бы мы вступили в битву за Дору Араэба, мы бы только были бы уничтожены. Победа Гальбаторикса была бы абсолютной, как он сам считает, и наш вид был бы стерт навсегда с лица земли.
"Когда истинные размеры силы и тщеславия Гальбаторикса стали ясными," - сказал Глаэдр, - "и когда мы поняли, что он и клятвопреступники собираются атаковать Врёнгард, тогда Враиль, Оромис, я, и кое-кто еще, решили, что наилучшим решением будет спрятать яйца нашей расы, как и некоторое количество Эльдунари. Убедить диких драконов не оказалось сложным; Гальбаторикс охотился на них, и у них не было защиты от его магии. Они пришли сюда и отдали их невылупившееся потомство Враилю, тогда они отложили яйца чтобы выжидать, ведь для нас стало очевидным, что наша раса находится на грани исчезновения. Наши опасения, как теперь видно, подтвердились.
Эрагон потер виски. "Почему ты не знал (не помнил) об этом раньше? Почему не знал (не помнил) Оромис? И как возможно, скрыть свои мысли? Ты сказал мне, это не нельзя было сделать ".
"Это действительно невозможно", ответил Глаэдр, " или по крайней мере невозможно с одной лишь магией. В этом случае, однако, где магия потерпела неудачу, расстояние всё же может преуспеть. Именно поэтому мы находимся так глубоко под землей, на милю под горой Эролас. Даже если Гальбаторикс или Проклятые стали бы мысленно прощупывать такое невероятное место, скала сделала бы сложным почувствовать столь мощные потоки энергии, они бы это приписали круговоротам энергии вблизи ядра земли, которые вращаются под нами. Более того, перед битвой за Дору Ариба, более ста лет назад, все Эльдунари находились в таком глубоком трансе, что было невозможно отличить их от мертвых, что делало их обнаружение практически невозможным. Наш план состоял в том, чтобы пробудить их после того, как битва будет закончена, но те, кто построил это место, также наложили заклятие, которое разбудило их через несколько лун.
"И это было сделано", сказал Умарот. "Склеп душ был создан также и по другой причине. Пещера, которую вы видите, ведет к озеру из расплавленного камня, которое пролегло под этими горами когда родился весь мир. Это обеспечило тепло, необходимое для поддержания яиц в комфортных условиях, и это также обеспечило свет, необходимый Эльдунари для поддержания нашей силы.
Обращаясь к Глаэдру Эрагон сказал, - Ты все еще не ответил на мой вопрос: почему ни ты, ни Оромис не помнили об этом месте?
[hr][br]
Я не злопамятный, я просто злой, а вот память у меня плохая. Совсем склероз замучил: отомщу, забуду, и еще раз отомщу.
|
| |
| |
| коля | Дата: Воскресенье, 06.05.12, 21:03 | Сообщение # 38 |
|
Санин
Группа: Администраторы
Сообщений: 877
Статус: Offline
| Ответил ему Умарот: "Потому что все, кто знал о Склепе Душ были согласны с тем, что это знание должно быть удалено их умов и памяти, включая Глаэлра. Это было непростое решение, особенно для матерей, отложивших яйца, но мы не могли позволить кому-либо вне этой комнаты знать правду, чтобы Гальбаторикс не узнал этого от них. Итак, мы попрощались с нашими друзьями и боевыми товарищами, зная, что мы никогда больше не сможем увидеть их, и самое худшее было то, что они умерли, веря что мы ушли в небытие... Как я сказал, это было непростое решение. Также мы стерли все воспоминания о названии скалы, служащей входом в это святилище, также как мы стерли имена тринадцати предавших нас драконов.
Я провел последние сто лет, полагая, что наш вид был обречен на забвение, сказал Glaedr. Теперь, чтобы знать, что все страдания мои были напрасными ... Я рад, однако, что я смог помочь защитить нашу расу через мое невежество .
Тогда Сапфира спросила Умарота:"Почему Гальбаторикс не заметил, что яиц не хватает?"
Он думал, что мы были убиты в сражении. Мы были всего лишь небольшой частью Элдунари на Врёнгарде, недостаточной для того, чтобы он заметил наше отсутствие. Что касается яиц, без сомнения он был разгневан их потерей, но у него не будет никакой причины полагать, что его обманули.
Ах, да, - грустно сказал Глаэдр. - Вот почему Тувиэль согласился принести себя в жертву: чтобы скрыть наш обман от Гальбаторикса.
Но Тувиэль убивал себе подобных, разве нет? (?) - сказал Эрагон.
Да, и это была огромная трагедия - сказал Умарот. - Тем не менее мы договорились, что он не будет делать этого, если только поражение не будет неизбежно. Пожертвуя собой он уничтожил здания, где мы обычно хранили яйца, а также он отравил остров, чтобы Гальбаторикс не захотел остаться здесь.
"Он знал, ради чего убил себя?"
В то время, нет, только то, что это было необходимо. Один из Проклятых убил дракона Тувила за месяц до того. Хотя он воздержался от прохождения в пустоту, когда мы нуждались в каждом воине, мы должны были бороться с Гальбаториксом, Тувиель больше не хотел продолжать жить. Тогда он был рад своей задаче; она дала ему покой, по которому он тосковал, также позволила ему послужить нашему делу. Ценой своей жизни он обеспечил будущее и для нашей расы и для Всадников. Он был великим и храбрым героем, и его имя должно когда-нибудь быть спето в каждом углу Алагейзии
- И после битвы вы ждали, - сказала Сапфира.
"И мы ждали" - согласился Умарот. Мысль о том, что они провели сто лет в одной комнате глубоко под землей заставила Эрагона робеть. "Но мы не бездельничали. Когда мы очнулись от транса, мы начали тянуться своими умами на поверхность, сначала очень осторожно, а потом более уверенно, когда мы поняли, что Гальбаторикс и Проклятые покинули остров. Вместе наша сила была невероятной, и мы были в состоянии следить за всем, что происходило по всей земле все эти годы. Мы не могли смотреть в магическое зеркало, это было по-другому, но мы могли видеть запутанные клубки энергии во всей Алагейзии, и мы могли слушать мысли тех, кто не делал попытки защитить свой разум. Таким образом, у нас есть вся информация.
"По прошествии десятилетий мы начали сомневаться что кто-нибудь сможет убить Гальбаторикса. Мы были готовы ждать века, если бы понадобилось, но мы ощущали рост мощи Разбивателя яиц, и мы боялись, что наше ожидание затянется на тысячелетия вместо столетий. Мы согласились, что это будет как для нашей психики, так и для зародышей в яйцах. Они связаны магией, которая сковывает их тела, и они могут оставаться в таком состоянии много лет, но не настолько долго. Если бы это произошло, их разумы могли стать искривленными и странными.
"Это подстегнуло нас к действию, мы начали вмешиваться в события, происходившие у нас на глазах. Сначала потихоньку: лёгкий тычок здесь, шепоток в помощь там, чувство тревоги тому, на кого организована засада. Нам не всегда и не всё удавалось, но мы помогали тем, кто ещё боролся с Гальбаториксом. Шло время, и мы стали становиться всё более и более умелыми, всё более и более уверенными в наших вмешательствах. В нескольких редких случаях наше присутствие было замечено, но никому не удалось установить, кто мы. Трижды нам удалось подготовить смерть Проклятых; когда он не был подвержен влиянию своих страстей, Бром был очень полезным оружием для нас.
- Вы помогали Брому! - воскликнул Эрагон.
"Мы сделали это и много другое. Когда человек, известный как Хелфринг, украл яйцо Сапфиры-чуть ли не двадцать лет назад- мы помогали ему бежать, но мы зашли слишком далеко, потому что он заметил нас и испугался. Он бежал и не встретился с Варденами, как он должен был. Позже Бром спас яйцо, и Вардены и эльфы стали приносить своих птенцов к нему, в попытке найти того, для кого бы яйцо открылось. А мы, в свою очередь, должны были подготовиться к неожиданностям. Поэтому мы обратились к котам-оборотням, которые давно были друзьями драконов. Они согласились помочь нам, и мы им дали задание, связанное со Скалой Кутхиан и "сверкающей сталью" под корнями дерева Меноа, а затем мы удалили все о нашей беседе из их головы"
-Вы сделали все это,отсюда?-спросил Эрагон.
- И даже больше. Вы никогда не удивлялись, почему яйцо Сапфиры появилось перед тобой, хотя ты был в глубинах Спайна?
Это была ваша работа? - спросила Сапфира. Её шок был так же силён, как и Эрагона.
"Я думал, что это произошло потому, что Бром мой отец, и Арья приняли меня за него».
Нет, сказал Umaroth. Заклинаний эльфы не так легко сбиться с пути. Мы изменили поток магии, чтобы вы и Сапфира смогли встретиться. Мы думали, что есть шанс, маленький, но шанс все-таки, что Вы могли бы подойти для нее. Мы оказались правы.
"Почему вы не привели нас сюда раньше? Почему?"-спросил Эрагон.
Потому что нужно было время для подготовки, в противном случае мы рисковали оповестить Гальбаторикса о нашем присутствии, прежде чем вы или Вардены были готовы противостоять Империи. Если бы мы связались с вами после битвы на Пылающих Равнинах, чтобы хорошего это дало? Вардены были еще так далеко от Урубаена.
Было молчание в течение минуты.
Эрагон медленно сказал: "Что еще вы сделали для нас?"
Несколько толчков локтем, предупреждения главным образом. Видения Арьи в Гилиде, когда она нуждалась в вашей помощи. Исцеление твоей спины во время Агэти Блёдрен.
Чувство неодобрения исходило от Глаэдра. - Вы послали их в Гилид, нетренированных и без защиты, зная, что они должны будут столкнуться с шейдом?
- Мы думали, что Бром будет с ними, но даже как только он умер, мы не могли остановить их, поскольку они все еще должны были пойти в Гилид, чтобы найти варденов.
"Подожди", сказал Эрагон. "Вы были ответственны за мои ... трансформации?"
[hr][br]
Я не злопамятный, я просто злой, а вот память у меня плохая. Совсем склероз замучил: отомщу, забуду, и еще раз отомщу.
|
| |
| |
| коля | Дата: Воскресенье, 06.05.12, 21:04 | Сообщение # 39 |
|
Санин
Группа: Администраторы
Сообщений: 877
Статус: Offline
| От части. Мы коснулись отражения нашей расы эльфов, вызванного во время празднования. Мы предоставили вдохновение, а она-он-оно предоставило силы для заклинаний.
Эрагон посмотрел вниз и сжал руку на мгновение, он не был зол, его наполняли другие эмоции, которые не давали ему оставаться на месте. Сапфира, Арья, его меч, форма тела - всем этим он обязан драконам в пределах этой комнаты."Элрун оно",-сказал он. Спасибо.
Вы только приветствуетесь, Губитель Шейдов.
"Вы и Рорану помогали?"
Твой кузен Роран не получил никакой помощи от нас. Умарох притих. "Мы наблюдали за вами обоими Эрагон и Сапфира. Мы видели как вы превращаетесь из птенцов на могучих воинов и мы гордимся всем тем что вы сделали. Ты, Эрагон, воплощаешь все, чего мы ожидали от нового Всадника. А ты Сапфира доказала, что достойна быть причисленной до выдающихся представителей нашей расы
Эрагон и Сапфира почувствовали радость и гордость за это. Он опустился на одно колено, даже она, рывшая пол, опустила голову. Эрагон почувствовал, что хочет прыгать и кричать, иначе праздновать, но вместо этого он произнес:"Мой меч ваш..."
"И мои зубы и когти", - сказала Сапфира.
- До конца наших дней, - закончили они в унисон. - Что вы хотели бы от нас, Эбритхилар?
Умарот был удовлетворён их ответом, и он сказал:"Теперь, когда вы нашли нас, мы не будем скрываться более. Мы будем вместе с вами бороться, поможем вам убить Гальбаторикса. Настало время, когда мы покинем наше логово раз и навсегда, чтобы противостоять предателю! Без нас он сможет поработить ваш ум также, как и мы. Ведь он имеет много Эльдунари под своей командой.
Я не могу унести всех вас, сказала, Сапфира.
"Ты и не должна",- сказал Умарот,-"Пятеро из нас останутся, чтобы следить за яйцами, вместе с Цуароком. Если мы не сможем поразить Гальбаторикса, то они будут ждать того момента, когда снова драконам будет безопасно в Алагейзии. Но вам не стоит беспокоиться, мы не должны быть бременем для вас, потому что мы сами будем предоставлять силы для передвижения нашего веса в пространстве."
"Как много вас?"-спросил Эрагон, осматривая комнату.
Сто тридцать шесть. Но не думайте, что мы будем способнее лучших Элдунари, которых поработил Гальбаторикс. Мы - лишь немногие, и те, кто был выбран, чтобы быть помещенным в пределах этого хранилища, мы были или слишком стары и слишком ценны, чтобы рисковать в борьбе или слишком молоды и слишком неопытны, чтобы участвовать в сражении. Именно поэтому я решил присоединиться к ним; я обеспечиваю связь между группами, пунктом взаимопонимания, которому иначе не было бы. Те, кто являются более старыми, действительно мудры и влиятельны, но их умы блуждают по странным путям, и часто трудно убедить их сконцентрироваться на чем-либо за пределами их мечтаний. Те, кто моложе, более неудачны: они расстались с их телами прежде, чем нужно было; таким образом их умы остаются ограниченными размером их Эльдунари, который никогда не может расти или расширяться, как только он покидает тело. Пусть это будет тебе уроком, Сапфира, не извергай свой Эльдунари, если ты не достигла представительного размера или если сталкиваешься с самой страшной из чрезвычайных ситуаций.
“Таким образом, нас все еще превосходят,” сказал Эрагон мрачно.
Да, Драконий Всадник. Но теперь Гальбаторикс не может заставить вас встать на колени тогда, когда он видит вас. Мы не в состоянии быть лучше их, но мы в состоянии удерживать его Элдунари достаточно долго, для тебя и для Сапфиры, чтобы вы могли сделать то, что вы должны. И надейтесь; мы знаем много вещей, много тайн, о войне и волшебстве и о строении мира. Мы будем учить Вас, тому,что мы можем, и может случиться так, что некоторая часть нашего знания позволит Вам убить короля.
После этого Сапфира спросила об яйцах и узнала, что были спасены двести сорок три . Двадцать шесть из них должны были предстать перед кандидатам во Всадники, остальные были несвязанными. Затем они перешли к обсуждению полета на Урубаен. Пока Умарот и Глаэдр советовались с Сапфирой относительно самого быстрого способа добраться до города, дракон, возглавляющий человека, вложил меч в ножны, положил щит, и, один за другим, начал вынимать Эльдунари из их ниш в стене. Он поместил каждый из драгоценных шаров в шелковый кошелек, на котором они лежали, а затем складывал их аккуратно на полу рядом со светящейся ямой.Обхват крупнейших Эльдунари был настолько огромен, что дракон с металлическим телом был неспособен полностью обхватить его руками.
Пока Циарок работал, и в то время как они говорили, Эрагон продолжал испытывать чувство ошеломленной недоверчивости.Он едва смел мечтать, что были любые другие драконы, скрывающиеся в Алагезии.Все же здесь они были, остатки потерянного возраста. Это было, как будто истории старых сказителейожили, и он и Сапфира были пойманы посреди них.
Эмоции Сапфиры были более сложными. Знание, что ее раса больше не была обречена на исчезновение, сняло тень от ее ума — тень, которая лежала там столько, сколько Эрагон мог помнить — и ее мысли взлетели с радостью, столь глубокой, это, казалось, заставило ее глаза искрится ярче чем обычно. Однако оборонительная позиция умерила ее восторг, как ели бы она была застенчива перед Элдунари.
Даже не смотря на своё изумление, Эрагон знал о перемене настроения Глэедра; он, казалось, полностью не забыл свое горе, но он был счастливее, Эрагон чувствовал его с тех пор как умер Оромис. И в то же время когда Глаэдр не был почтителен к Умароту, он рассматривал другого дракона с тем уровнем уважения, которого Эрагон не видел у него прежде, даже когда Глаэдр говорил с королевой Имиладрис.
Когда Циарок почти справился со своей задачей,Эрагон подошел к краю ямы и заглянул в нее.Он видел круглую шахту, которая углублялась в камень более чем на сто футов, затем открывающуюсь(расширяющуюсь или образующую) в пещеру, наполовину заполненную морем пылающего камня. Густая желтая жидкость пузырилась и брызгала как горшок кипящего клея, и хвосты циркулирующих паров поднимались с его поверхности, совершая вертикальные колебания.
Ну, Эрагон, сказал Умарот, когда человек с головой дракона установил последний из Эльдунари, которые должны были поехать с ними, на груду. Вы должны бросить заклинание сейчас. Слова следующим образом —
Эрагон хмурился, когда он слушал. “Каково завихрение … во второй линии? Я что, как предполагается, кручу, воздух?”
Объяснение Умарота оставило Эрагона еще более запутанным.Умарот попытался повторить еще раз, но Эрагон все еще не мог понять концепцию. Другие, более старые Эльдунари, тоже вступил в разговор, но их объяснения давали(несли) еще меньше смысла, так как они пришли, в основном, как поток перекрывающихся изображений, ощущений, и странных, тайных сравнений, которые оставили Эрагона безнадежно изумленным.
Несколько к его облегчению, Сапфира и Глаэдр, казалось, так же озадачены, хотя Глаэдр сказал, я думаю, что я понимаю, но это все равно что пытаться поймать испуганную рыбу; всякий раз, когда я думаю, что я ее поймал, она выскальзывает между моих зубов.
Этот урок оставим на другое время, сказал Умарот. Вы знаете, что делает заклинание, если даже не знаете КАК. Этого достаточно. Возьмите от нас необходимую силу и используйте ее, и затем давайте будем выключены(станем незаметны, неактивны).
Возбужденный, Эрагон установил последовательность слов в уме, чтобы избежать ошибки, и затем он начал говорить. Когда он произнес ряд слов, он вытянул запасы из Эльдунари, его кожа покалывала, поскольку огромный поток энергии лился через него, как река воды, и горячей, и холодной.
Воздух вокруг неравного множества Эльдунари слегка колебался и мерцал; тогда груда, казалось, сворачивалась внутрь себя, и она исчезла с глаз долой. Порыв ветра взъерошил волосы Эрагона и мягкий, унылый, глухой стук, отраженный всюду по палате.
Удивленный, Эрагон наблюдал, как Сапфира вытянула свою голову вперед и повернула над местом, где только что были Эльдунари. Они исчезли, целиком и полностью, как если бы они никогда не существовало, и все же он и она все еще чувствовали умы драконов под рукой.
Как только вы покинете Хранилище, сказал Умарот, вход в этот кармашек пространства будет всё время оставаться на определённом расстоянии над вами и позади, за исключением тех случаев, когда вы будете в ограниченном пространстве, или кто-нибудь будет проходить мимо. Вход - не больше, чем игольное ушко, но значительно более опаснее, чем любой меч; он перережет вас насквозь, если вы коснётесь его.
Сапфира фыркнула: Даже ваш след исчез.
Пораженный, Эрагон спросил: Кто узнал, как это сделать?!
Отшельник, который жил на северное побережье Алагезии одну тысячу двести лет назад, ответил Умарот. Это - ценная уловка, если Вы хотите скрыть что-то в простом виде, но опасно и трудно сделать это правильно. Дракон был затих на мгновение после сказанного, и Эрагон мог чувствовать, что он собирается с мыслями. Потом Умарот сказал, есть еще одна вещь, которую ты и Сапфирa должны знать. Когда вы пройдёте через большую арку позади Вас — Ворота Vergathos — вы начнете забывать о Циароке и яйцах, скрытых здесь, и к тому времени, когда Вы достигнете каменных дверей в конце туннеля, вся память о них исчезнет из ваших умов. Даже мы,Эльдунари, забудем о яйцах. Если мы преуспеем в том, чтобы убить Гальбаторикса, то ворота восстановят наши воспоминания, но до тех пор мы должны остаться неосведомленными о них. Умарот, казалось, грохотал. Это … неприятно, я знаю, но мы не можем позволить Гальбаториксу узнать о яйцах.
Эрагону не понравилась идея, но он не мог думать о разумной альтернативе.
Спасибо за сообщенное(сказанное) нам, сказала Сапфира, и Эрагон в своей благодарности присоединился к ней.
Тогда великий металлический воин , Циарок, поднял свой щит с пола, выхватил меч и подошел к своему древнему престолу и сел на него. Он опустил голое лезвие на колени и, опираясь на свой щит с противоположной стороны престола, положил ладони на свои бедра и застыл, так неподвижно, как статуя, за исключением танцующих искр в его темно-красных глазах, которые пристально смотрели на яйца.
Эрагон дрожал, когда он повернулся спиной к трону. Было что-то преследующее в виде одинокой фигуры в противоположной стороне палаты. Знание, что Циароку и другим Эльдунари, которые оставались, возможно, придется остаться там в течение другой сотни лет — или дольше — мешало Эрагону уезжать.
Прощайте, сказал он мысленно.
Прощай, Драконий Всадник, ответили пять шепотов. Прощай, Бьяртскулар( огненный язык). Удачи Вам.
Тогда Эрагон расправил плечи, и вместе, он и Сапфира, шагнули через Ворота Vergathos и таким образом вышли из Хранилища Душ.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Эрагон зажмурился, когда вышел из туннеля на свет полуденного солнца, освещавшего поляну перед Скалой Кутхиан.
Ему казалось, что он забыл что-то важное. Он попытался вспомнить, что, но ничего не приходило на ум, только чувство пустоты, что неурегулированные его. Если бы это делать с ... нет, он не мог вспомнить. Сапфиры, ты ... он начал говорить, то затих.
Что?
Ничего. Я просто подумал ... Ничего, это не имеет значения.
За ними, двери в туннель захлопнулись, линии и символы на них сошли на нет, а грубый, поросший мхом,пик вновь оказался твердым куском камня.
Ну же, поехали, - скзал Умарот. - Солнце уже высоко, а между нами и Урубаеном немало лиг.
Эрагон оглядел поляну, до сих пор ощущение, как будто он что-то отсутствует, а потом кивнул и забрался в седло Сапфиры.
Когда он застегивал ремни вокруг своих ног, жуткое трещание теневой птицы раздалось откуда-то из елей справа. Он посмотрел туда, но не обнаружил существо. Эрагон состроил гримасу. Он был рад, что посетил Врёнгард, но не менее рад был его покинуть. Остров был недружелюбным местом.
"Полетели?" - спросила Сапфира.
Давайте, сказал он с чувством облегчения.
Со взмахом крыльев Сапфира оторвалась от земли и полетела над яблоневой рощей к очищенному от деревьев пространству. Она быстро взлетела над долиной, имевшей форму чаши, покружила над руинами Дору Ариба и поднялась выше. Когда она взлетела достаточно высоко, чтобы перелететь через горы, она повернула на восток и направилась к континенту и Урубаену, оставив за собой остатки некогда великой крепости Всадников.
ГОРОД ПЕЧАЛИ
Солнце стояло в зените, когда Вардены подступили к Урубаену.
Кто-то во главе колонны Рорана, взбирающейся по хребту на вершину горы, закричал. Охваченный любопытством он оторвал взгляд от мелькавших перед его носом пяток впередиидущего гнома, и, оказавшись на вершине, остановился, как и все воины перед ним, чтобы всмотреться в открывшийся взору город.
Земля простиралась внизу на несколько миль, гладкая широкая равнина была усеяна фермами, мельницами, и великими каменными имениями, они напоминали ему город Эроуз. Около пяти километров было усыпано зданиями на равнине перед наружными стенами Урубаена.
В отличие от тех Драс-Леоны, стены столицы охватывали весь город. Они были высокие - даже на расстоянии Рорану было видно, что стены Драс-Леоны и Арогса - карликовые по сравнению с ними. Он догадался, что стены были не менее трехсот футов высотой. После широких зубцов, он заметил баллисты и катапульты установленные на равных промежутках.
Этот вид взволновал его. Машины будет трудно вывести из строя - без сомнения они защищены от магических атак - и по опыту он знал как смертоносно такое оружие может быть.
За стенами находилась странная смесь из структур, построенных людьми и тэльфами. Самыми заметными из строений эльфов были шесть высоких красивых башен, сделанных из малахитово-зелёного камня, которые располагались по дуге в т старой части города. У двух из шести башен отсутствовали крыши. Кроме того, Эрагону показалось, что он увидел обрубки ещё двух башен, частично погребённых в неразберихе домов вокруг.
Но больше всего его интересовали не стены и здания, а факт того, что большая часть города лежит во тьме под огромным каменным выступом, который, должно быть, был более полумили шириной и и не менее пятисот футов толщиной. Выступ образовывал один конец массивного, скошенного холма, который простирался на северо-восток на несколько миль. На скалистой губе выступа находилась еще одна стена, как та, что окружала город, а так же несколько толстых пожарных вышек.
За разрывом в выступе находилась огромная цитадель с большим числом башен и парапетов. Цытадель возвышалась над остальным городом настолько высоко, что этого было достаточно, чтобы почти задевать нижнюю часть выступа. Наиболее пугающими были главные ворота крепости: огромная, зияющая дыра, выглядевшая более чем достаточной, для того, чтобы Торн и Сапфира могли пройди в нее бок о бок.
Внутренности Рорана сжались. Если ворота были каким-то признаком, то Шрюкн был достаточно велик, чтобы в одиночку истребить всю их армию. "Эрагону и Сапфире лучше поторопиться", подумал он. " И эльфам тоже". Из того, что он видел, он мог судить, что эльфы могли достаточно долго продержаться против дракона короля, но и они, если даже очень постараются, вряд ли смогут убить его.
Всё это еще больше приковало Рорана на вершине холма. Затем он потянул Сноуфайра за уздцы. Позади него белый жеребец фыркал и шел неохотно, поскольку Роран возобновил его утомительный марш, ступая по извилистой дороге, которая спускалась к низине.
Он мог бы ехать, и должен был ехать, собственно, в роли капитана своего батальона, но после поездки в Эроуз и обратно, он стал ненавидеть сидение в седле.
Во время движения, он пытался придумать, как лучше всего напасть на город. Каменная впадина(уголок?), окружавшая Урубаен, предотвратит нападения по флангам и с тыла,а также станет важной преградой для атак сверху,теперь понятно,почему эльфы обосновались здесь
"Если бы мы каким-то образом обрушили эту скалу,защищающую Урубаен,мы бы превратили в руины большую его часть."- думал Роран,но он считал это маловероятным,так как скала была толстой:"Однако,мы можем захватить её,тогда мы могли бы бросать камни и поливать кипящим маслом тех,кто внизу...Возможно,эльфы бы занялись этим.Или Куллы.Им понравилось бы такое"
Река Рамр была в нескольких милях к северу от Урубаена, слишком далеко, чтобы чем-нибудь помочь. сапфира могла бы помочь вырыть достаточно большую канаву, что бы отвлечь его, но даже её понадобилась бы неделя для завершения такого проекта, но у Варденов не было на неделю достаточно пищи. У них оставалось всего несколько дней, после этого их придётся распустить или заставить голодать.
Единственным вариантом дляя них было напасть до того, как нападет Империя. Не то что бы Роран верил, что Гальбаторикс нападет. До этого момента он, казалось, позволял Варденам подойти к нему.
"Почему он должен рисковать своей шеей? Чем дольше он ждет, тем слабее мы становимся"
Что означало бы лобовую атаку - но стена была слишком толстая чтобы ее пробить и слишком высокая чтобы ее перелезть, в то время как лучники и катапульты обстреливали бы солдат все это время. Просто представив это, пот выступил у Рорана на лбу. Они все погибнут. Он проклинал. Мы будем сражаться и из кожи вон лезть пока гальбаторикс сидит в своем замке и смеется над нами. Если мы сможем приблизиться к стенам, солдаты не смогут нас достать своими боевыми орудиями, но потом мы окажемся легкой мишенью для смолы и камней, которые обрушатся на наши головы.
"Даже если бы они разрушили стены,они должны преодолеть всю армию Гальбаторикса внутри.Гораздо важнее обороноспособности города был боевой дух и настрой воинов,против которых будут сражаться Вардены.Будут ли они защищать город до последнего дыхания?Можно ли их напугать?Убегут ли они,если потеряют численное превосходство?Какие клятвы и присяги связывают их?"
Шпионы Варденов доложили, что Гальбаторикс назначил во главе обороны города Лорда Барста. Роран никогда доселе не слышал о Барсте, но эта информация, казалось, встревожила Джормундура, и люди в батальоне Рорана рассказали немало историй для того, чтобы убедить его в подлости Барста. Предположительно, Барст был лордом довольно большого поместья недалеко от Гиллида, которое он был вынужден оставить из-за вторжения эльфов. Его вассалы жили в смертельном страхе перед ним, поскольку у Барста была привычка решать споры наиболее жестким методом, часто он решал просто казнить тех, кого считал неподходящими. Само по себе, это было едва ли примечательным; многие лорды во всей Империи имели репутацию жестоких. Барст, однако, был не только безжалостен, но и силен, невероятно силен, и очень хитер. Из всего, что Роран услышал о Барсте, можно было сделать вывод о его недюжинном уме . Барст мог быть сволочью, но он был умной сволочью, и Роран знал, что было бы ошибкой недооценивать его. Гальбаторикс не выбрал бы слабака или тупицу для командования его людьми.
А ещё были Муртаг с Торном. Гальботорикс не может выйти из крепости, но красный дракон и всадник были уверены, что для встанут на защиту города. Эрагону и сапфире прийдётся заманить их. В противном случае мы никогда не справимся со стенами. Роран нахмурилсяю Это было проблемой. Муртаг был сильнее, чем Эрагон в данный момень. Эрагон будет нуждаться в помощи эльфов, чтобы убить его.
Роран ещё раз почувствовал, что горький гнев и негодование усиливается в нутри него. Он немог терпеть, что он был во власти тех, кто мог использовать магию. По крайней мере, когда речь заходила о силе и хитрости, человек может компенсировать отсутствие одного с избытком другого.Но отсутствие магии компенсировать нельзя.
Расстроеный, он поднял гальку с земли, и как его научил Эрагон, сказал: "Стенр риза". Галька осталась неподвижной.
Камешек всегда оставался неподвижным.
Он фыркнул и бросил его на обочине дороги.
Его жена и будущий ребёнок были с варденами, но всё же он ничего не мог сделать, чтобы убить Муртага или Гальботорикса. Он сжал кулаки в воображениии, что ломает вещи. кости в основном.
Возможно мы должны сбежать. Впервые эта мысль пришла ему в голову. Он знал, что земли к востоку вне досягаемости Гальбатроникса - плодородные равнины, где обитали только лишь кочевники. Если бы и другие жители деревни последовали за ним с Катриной - то они смогли бы начать всё заново, без Империи и Гальбатроникса. Как бы то ни было эта идея сделала его размышления мрачными. Он должен был отказать от Эрагона, его людей и земли которую он называл домом. Нет. Я не позволю нашему ребенку родиться в мире, где господствует Гальбатроникс. Лучше умереть, чем жить в страхе.
Конечно, ещё не решили проблему того, как захватить Урубаен. Всегда были слабости, чем он мог воспользоваться. В Карваходе, у него был провал с Раззаками, чтобы понять, что сельские жители будут бороться. Когда он боролся с ургалом Ярбогом, это были рога животного. в Эрроузе это был канал. Но здесь, в Урудаене , он не видел не слабых сторон, нее мест, где он может превратить своих противников против них же самих.
Если бы у нас были поставки, то я ждал бы и морил бы их голодом. Это было бы лучшим путем. Что-либо еще - безумие. Но как он знал, война была каталогом безумия.
Магия - это единственный выход - в конце концов решил он. - Магия и Сапфира. Если бы мы смогли убить Муртага то или она или эльфы помогут нам преодолеть стены.
Он нахмурился, во рту появился кислый привкус, и он ускорил шаг. Чем быстрее они разобьют лагерь, тем лучше. Его ноги ныли, и если уж погибать в бессмысленной битве, думал он, то лучше это сделать на сытый желудок и хорошо выспавшимся.
Вардены разбили свои палатки в миле от Урубаена, возле небольшого притока реки Рамр. Люди, гномы и ургалы начали возводить оборонительные сооружения, этот процесс продолжался до ночи и возобновился утром. Фактически, пока они оставались на одном месте, они должны были продолжать укреплять весь периметр лагеря. Воины терпеть не могли такую работу, но она полностью заняла их и, кроме того, могла спасти им жизни.
Все считали что приказы поступают от Эрагона-тени. Однако Роран знал что в действительности они идут от Джормундра. Он стал уважать Джормундра с того самого дня как похитили Насуаду а Эрагон улетел. Джормундр боролся против Империи всю свою жизнь и прекрасно разбирался в тактиках и стратегиях. Они с Рораном были в хороших отношениях - оба они были людьми стали а не магии.
Потом появился король Орин, с которым, после укрепления защитной линии, спорил Роран. Орин никогда не раздражал его; если кто то попытался бы убить их это был бы Орин. Роран знал, что спорить с королем не самая удачная затея, но этот самодовольный дурак собирался отправить гонца к воротам Урубаена, так же как и в случае со взятием Драс - Леоны и Белатоны.
-Вы хотите спровоцировать Гальботорикса? - зарычал Роран - Если мы это сделаем, то он может ответить!.
-Ну, конечно,- сказал Король Оррин, расположившись вертикально - Только следует, чтобы мы объявили о наших намерениях и предоставили ему возможность вести переговоры для мира.
Роран смотрел, а потом с отвращением отвернулся и сказал Джормундуру: "Разве вы не можете заставить его увидеть причину?"
Три из них были собраны в павильоне Оррина, где царь вызвал их.
"Ваше Величество", сказал Jormundur ", Роран прав. Было бы лучше подождать, перед тем как связываться с Империей".
-Но они нас видят,-возразил Оррин. "Мы расположились прямо за их стенами. Это было бы ... грубо, чтобы не отправить посланника, чтобы высказать своё мнение. Вы простолюдины, и я не жду, что вы поймете. Требовния короля, вы должны исполнять, даже если мы находимся в состоянии войны".
Желание ударить царя охватила Рорана. "Вы так возгордились, чтобы верите, Гальбаторикс считает вас равными? Ба! Мы насекомых по сравнению с ним. Он не заботится вашей вежливости. Вы забываете, Гальбаторикс был незнатного происхождения, как и мы, прежде чем он сверг всадников. Его пути не ваши пути. не существует не одного в мире похожего на него, и вы думаете, предъугадать его? Вы думаете, что успокоите его? Бах! "
Лицо Оррина покраснело и он отшвырнул в сторону свой бокал вина, разбив его о ковер на полу, - Ты заходишь слишком далеко Молот. Ни один человек не имеет права так меня оскорблять.
" У меня есть право делать то, что я захочу," прорычал Роран. " Я не один из твоих подчиненных. Я не отвечаю перед тобой. Я свободный человек, и я буду оскорблять кого захочу, когда захочу и как захочу - даже тебя. Послать сообщение будет ошибкой, и я..."
послышился визг скольжения стали, когда король Оррин вытащил свой меч из ножен. Он не застал Рорана врасплох, Роран уже положил руку на свой молот, и, как он услышал звук, он выдернул оружие из-за пояса.
В тусклом свете палатки королевский клинок был серебряным пятном. Роран видел, куда Оррин собрался ударить, и отступил. Потом слегка ударил по мечу, заставляя его согнуться, зазвенеть и выскочить из руки короля.
Драгоценное оружие упало на пол и его лезвие задрожало.
"Сир", воскликнул один из охранников снаружи. "вы в порядке?"
"Я только что бросил мой щит", ответил Джонмундур. "Там нет необходимости для беспокойства".
Сир,да сир.
Роран уставился на короля. У Оррина было дикое выражение лица. Не отводя своего взгляда от него, Роран вернул свой молот на пояс. " Связываться с Гальбаториксом глупо и опасно. Если вы попытаетесь, я убью любого, кого вы пошлете, до того как он доберется до города."
Ты не посмеешь!", Сказал Оррин.
-Я сделал бы, и я сделаю. Я не позволю вам подвергнуть опасности всех нас просто для того чтобы удовлетворить вашу королевскую... гордость. Если Гальбаторикс захочет поговорить, тогда он знает где найти нас. В противном случае, оставьте его в покое.
Роран умчался с павильона. Снаружи, он стоял с руками на бёдрах и смотрел на пышные облака пока он ждал чтобы его пульс утих. Оррин был как молодой мул: упёртый, самоуверенный, и также хочет ударить тебя в живот если ты дал ему возможность.
А ещё он слишком много пьет, подумал Роран.
Он расхаживал перед павильоном пока не появился Джормундр. Перед тем как мужчина успел заговорить, Роран сказал, - Мне жаль.
Тебе должно быть.- Джормундр обратил рукой по лицу, потом вытащил глиняную трубку из сумки на его ремни и начал наполнять её кардусной травкой, которую он утрамбовал большим пальцем. - Мне понадобилось всё это время чтобы убедить его не посылать представителя тебе назло.- Он замолчал на мгновение. - Ты бы действительно убил одного из людей Оррина?
- Я не делаю пустых угроз,-сказал Роран.
- Нет, я так не думаю... Ладно, будем надеяться, что до этого не дойдет.
Джормундур пошел между палатками, и Роран последовал за ним. Когда они проходили мим, люди расступались перед ними и почттельно пригибали головы. Жестикулируя своей глиняной трубкой, Джормундр сказал:
- Признаюсь, я не раз хотел здорово обругать Оррина. - его губы растянулись в убылке, - К несчастью, осмотрительность всегда брала верх надо мной.
-Неужели он всегда был таким??
-Хм? Нет, нет. В Сурде он был гораздо разумнее.
-Что случилось?
-Страх, как мне кажется. Он делает странные вещи для мужчин..
-Да.
-Это может обидеть вас , но вы вели себя довольно глупо.
-Я знаю. Мое настроение взяло верх надо мной.
"И вы заработали себе такого врага, как король "
"Вы имеете в виду другого царя".
Джормундур рассмеялся:
-Да, наверное, когда у вас есть персональный враг в лице Гальбаторикса, все остальные выглядят безвредными. Однако..., - он остановился у костара и поджог тонкую ветку. Наклонил конец ветки к отверстию его трубки, затянулся несколько раз, уставившись в пламя, и затем выбросил ветку обратно в огонь. - Однако, Я не могу игнорировать ярость Оррина. Он был готов убить вас там. Если он затоит обиду, он будет искать мести. Я установлю охрану возле вашей палатки на несколько следующих дней. После, хотя... - Джормундр пожал плечами.
- После этого мы можем оказаться рабами или трупами.
Они шли молча несколько минут, Джормундр покуривал свою трубку все это время. Когда они собирались прощаться, Роран сказал, "Когда в следующий раз увидите Орина..."
"Да?"
Возможно, ты сможешь сообщить ему, что если он или его люди навредят Катрине, я выпущу из них кишки наведу у всего лагеря"
Jormundur опустил подбородок к груди и подумав пару секунд он поднял глаза и кивнул. "Я думаю, я мог бы найти способ сделать это, Молот".
-Спасибо.
"Всегда пожалуйста. Как всегда, это было редкое удовольствие"
Сир
Роран отыскал Катрину и уговорил ее пообедать в северной части лагеря, где он стоял на карауле, в случае появления посыльных Орина. Они обедали на скатерти, что Катрина разложила на мягкой почве, затем они сели вместе, тени все росли и росли и звезды начали появляться одна за другой на пурпурном небе.
"Я рада быть здесь," сказала она, прислонившись головой к его плечу.
"Ты?.. В самом деле? "
Здесь прекрасно и ты всегда со мной - Она сжала его руку
Он притянул ее к себе, но тень беспокойства все равно осталась. Он не мог забыть об опасности, которая подстерегала ее и и их ребенка. Осознание того, что их злейший враг был всего то в нескольких милях от них жгло его изнутри; он готов был вскочить и отправиться в Урубаен прямо сейчас, чтобы покончить с Гальбаториксом.
Но это было невозможно и поэтому он улыбался и прятал свой страх даже зная, что она прячет свой.
Эрагон-думал он - тебе лучше поспешить или клянусь я достану тебя даже из могилы
Военный Совет
В полёте из Вройнгарда к Урубайну, Сапфире не пришлось бороться за путь через шторм и достаточно повезло с попутным ветром, который ускорил её продвижение, так как Ельдунари сказали ей где найти скоростной поток воздуха, который, как они говорили, веял
почти каждый день в году. Также, Ельдунари снабжали её постоянным зарядом енергии, так что она никогда не слабела и не уставала.
В результате, город впервые появился на горизонте лишь через два дня после того как они покинули остров.
Дважды во время пути, когда солнце светило наиболее ярко, Эрагон подумал что он мельком увидел доступ к зоне пространства где плыли Ельдунари, спрятаные сзади Сапфиры. Оно показалось как одна тёмная точка, такая маленькая, что он не мог зафиксировать взгляд на ней больше чем на секунду. Сначала, он допустил что это была пылинка, но потом он заметил что точка никогда не изменяла расстояние к Сапфире, и когда он видел её, она всегда была на одном и том же месте.
Пока они летели, драконы, через Умарота, изливали воспоминание за воспоминанием Эрагону и Сапфире: хранилище познаний - битвы выиграные и битвы потеряные, любовь, ненависть, заклятия, события засвидетельствованые по всей земле, сожаления, осознания, и размышления по поводу работы мира. Драконы владели тысячелетьями знаний, и им хотелось поделиться каждой частицей до последней.
Этого слишком много! - запротестовал Эрагон. - Мы не можем запомнить всё, не говоря о том чтобы понять.
- Нет, - сказал Умарот. - Но вы можете запомнить кое-что, и может быть, это будет именно то, что вам нужно чтобы победить Гальбаторикса. Теперь, позвольте нам продолжить.
Потоки информации были непомерными; временами Эрагон ощущал, что он забывает кем он является, драконьи воспоминания численно превосходили его собственные. Когда это происходило он изолировал свой ум от их и повторял свое истинное имя до тех пор пока снова не был уверен в безопасности своей личности.
Вещи, которые они с Сапфирой изучали, поражали и беспокоили его, часто заставляли сомневаться в своих убеждениях. Но у него не хватало времени остановиться на какой-либо определенной мысли, так как ее место тут же занимало другое воспоминание. Он знал, что уйдут годы на то чтобы начать улавливать смысл всего того, что драконы показали ему.
Чем больше он узнавал о драконах, тем больше он расценивал их со страхом. Те, кто жил в течение сотен лет, были странными в их способах мышления, и самые старые столь же отличались от Глаэдра и Сапфиры как Глаэдр, и Сапфира отличались от Фангуров в Горах Beor. Взаимодействие с этими старшими запутывало и тревожило; они делали скачки, ассоциации, и сравнения, которые казались бессмысленными, но что Эрагон знал имевший смысл на некотором глубоком уровне. Он редко мог понять то, что они пытались сказать, и древние драконы не соизволили, объясниться в сроках,за которые он мог понять их.
Через некоторое время он понял, что они не могли выразиться любым другим способом. За столетия их умы изменились так, что было простым и прямым для него, часто казался сложным для них, и то же самое было верно наоборот. Слушая их мысли, он чувствовал,что это похоже на слушание мыслей о богов.
Когда он дошел до этого примечательного наблюдения, Сапфира фыркнула и сказала ему: - Тут есть разница.
Что?
В отличии от Богов мы принимаем участие в делах мира.
Наверно Боги предпочитают действовать не заметно.
Тогда что в них хорошего?
Ты думаешь драконы лучше Богов?Спросил он удивленно.
Когда мы полностью вырастаем ,да.Какое существо могущественней нас?Даже сила Гальботорикса зависит от драконов.
А как насчет нидвалов?
Она выдохнула.Мы можем плавать,но они не могут летать.
Самое старое из Eldunari, дракона по имени Valdr — которое означало, "правитель" на древнем языке — говорил с ними непосредственно только однажды. От него они получили видение пучков света, превращающихся в волны песка, так же как дезорганизующий смысл, что все, что казалось твердым, было главным образом пустым местом. Тогда Волдр показал им гнездо спящих скворцов, и Эрагон мог чувствовать, что их мечты мерцали в их
[hr][br]
Я не злопамятный, я просто злой, а вот память у меня плохая. Совсем склероз замучил: отомщу, забуду, и еще раз отомщу.
|
| |
| |
| коля | Дата: Воскресенье, 06.05.12, 21:04 | Сообщение # 40 |
|
Санин
Группа: Администраторы
Сообщений: 877
Статус: Offline
| умах, быстро как моргание глаза. В эмоции первого Волдра были из презрения — мечты скворцов казались крошечными, мелкими, и несущественными — но тогда его настроение изменилось и стало теплым и сочувствующим, и даже самая маленькая из проблем скворцов выросла в важности, пока это не казалось равным заботам королей.
Валдр задержал видение, чтобы увериться что Эрагон и Сапфира запомнят его среди всех остальных воспоминаний. Но всё же, никто из них не был уверен что пытался сказать дракон, и Валдр отказал в том чтобы объяснить себя дальше.
Когда наконец-то показался Урубайн, Ельдунари прекратили делиться своими воспоминаниями с Эрагоном и Сапфирой, и Умарот сказал, - Теперь вы будете наиболее полезными если изучите логово нашего врага.
Это они делали пока Сапфира снижалась к земле преодолевая многие лиги . То что они увидели, совсем не поощрило их, также их настроение не улучшилось, когда Глаедр сказал, - Гальбаторикс много построил с тех пор, как выгнал нас отсюда. Стены не были такими толстыми и высокими в наши дни.
К этому Умарот добавил:Илирия не была укреплена настолько во время войны между нашим видом и эльфами. Предатель спрятался глубоко и сложил гору камня вокруг себя.Я думаю он не будет выходить сам. Он походит на барсука, который отступил в его логово и будет кусать любого, кто попытается раскопать его.
В миле на юго-запад от окруженных стен города стоял лагерь Варденов. Он было значительно больше, чем Эрагон помнил,и это озадачил его, пока он не понял, что Королева Имилатрис и ее армия, должно быть, наконец соединили силы с Варденами. Он сделал маленький вздох облегчения. Даже Galbatorix опасался энергии эльфов.
Когда он и Saphira были приблизительно в одной мили от палаток, Eldunari помогли Эрагону расширить диапазон его мыслей, пока он не смог чувствовать умы мужчин, гномов, эльфов, и Urgals, собранных в лагере. Его прикосновение было слишком легким для любого, чтобы заметить, если они сознательно не наблюдали за ним, и моментально, он определил местонахождение отличительного напряжения дикой музыки, которая отметила мысли Бледхгарма. Он направил свои мысли только одному эльфу.
- Блёдхарм, - сказал он. - Это я, Эрагон. - Более формальные фразы казались естественными после столь многих впечатлений из прошлого, которые приходилось испытать снова и снова.
- Губитель Шейдов! Ты в безопасности? Твой разум кажется очень странным. Сапфира с тобой? Она не ранена? Случилось ли что-то с Глаедром?
С ними все хорошо,как и со мной.
-Тогда...- замешательство Блёдхарма было очевидным.
Прерывая его, Эрагон сказал, - Мы не далеко, но я спрятал нас из виду на время
Иллюзия меня и Сапфиры все еще видима для всех?
Да, Губитель шейдов. У нас есть Сапфира, кружащая над палатками милей выше. Иногда мы скрываем ее в гряде облаков, или мы заставляем казаться, как будто вы и она ушли на патруль, но мы не осмеливаемся позволять Галбаториксу думать, что вы долгое время отсутствуете. Мы заставим ваши изображения улететь сейчас, так, чтобы вы могли воссоединиться с нами, не возбуждая подозрение.
Нет, не делайте этого пока. Не снимайте ваши заклинания еще некоторое время.
- Губитель шейдов?
- Мы не вернемся непосредственно в лагерь. - Эрагон взглянул на землю, - Есть небольшой холм, примерно в двух милях к юго-востоку. Знаете ли вы о нем?
- Да, я вижу его.
- Сапфира приземлится за ним. Арья, Орик, Джормундур, Роран, Королева Имиладрис и король Оррин должны присоединиться к нам, но убедитесь что они не покинут лагерь все сразу. Будет лучше если вы скроете их. А затем приходите тоже.
- Как прикажешь... Губитель Шейдов, что вы нашли в - ...?
- Нет! Не спрашивай меня. Было бы опасно думать об этом здесь. Приходи и я расскажу тебе, но я не хотел бы говорить громко там, где другие могут услышать
- Я понимаю. Мы встретимся с вами настолько быстро, насколько это возможно, но это может занять некоторое время, чтобы изобразить ваш уход правильно.
- Разумеется. Я верю, что вы сделаете всё идеально.
Эрагон разорвал их связь и откинулся в седле. Он слегка улыбнулся, когда представил себе выражение лица Блёдхгарма в тот момент, когда тот узнает об Элдунари.
С помощью завихрений ветра ,Сапфира стала плавно приземляться на вершину холма,поражая стало рядом стоящих овец,которые начали убегать издавая жалобное блеяние.
В момент когда Сапфира сворачивала крылья,она оглядела овец и сказала "Это было бы так легко,поймать их.Ведь они не могут меня видеть"Она облизнулась.
"Да,но ведь тогда пропадет спортивный интерес,не так ли?"Спросил Эрагон ослабляя ремень на своих ногах
"Спортивный интерес не наполнит мой желудок"
"Да,но ведь ты же не голодная,или нет?" Энергия Элдунари,хоть и иллюзорно,подавляла ее голод.
Сапфира выпустила большой поток воздуха,казалось что она вздыхает.Нет,не так....
Пока они ждали, Эрагон потянулся, затем немного подкрепился тем, что осталось из его провизии. Он знал, что Сапфира, также растянулась перед ним, хотя он и не мог ее видеть. Ее выдавали только ее тень, которая искаженно падала на траву. Не зная почему, но зрелище забавляло Эрагона.
Когда он поел, он пристально глядел на приятные области вокруг холма, наблюдая движение воздуха в стеблях пшеницы и ячменя. Долгие, низкие стены сложенного камня отделили области; местным фермерам, должно быть, потребовались сотни лет, чтобы вырыть очень много камней из земли.
По крайней мере, это не было проблемой, которую мы имели в Долине Паланкар, он думал.
Мгновение спустя одно из воспоминаний драконов возвратилось к нему, и он знал точно, какого возраста были каменные стены; они датировались временем, когда люди пришли, чтобы жить в руинах Илирии, после того, как эльфы победили воинов Короля Паланкара. Он мог видеть, как будто он сам был там, колонны мужчин, женщин, и детей, прочесывающих законченную недавно часть области и несущих скалы, которые они ставили туда, где будут стены.
Через некоторое время, Эрагон позволил памяти исчезнет, и тогда он открыл свой ум, чтобы чувствовать потоки энергии вокруг них. Он слушал мысли мышей в траве и червей в земле, птиц которые пролетали мимо ево головы. Это было немного рискованно делать, потому что он может в конечном итоге мог оповестить ближайших вражеских заклинателей противника к своим присутствии, но он предпочел бы знать, кто и что было близко, так что никто не мог напасть на них врасплох.
Таким образом он обнаружил подход Арьи, королевы Имиладрис и Блёдхгарма, и он не был встревожен, когда тени их шагов приближались к нему с западной части холма.
Воздух завибрировал, прямо как рябь на воде, и вскоре три эльфа появились перед ним. Королева Имиладрис стояла в центре, как глава всей процессии. Она была облачена в золотой корсет из золотых латных пластин, шлем, инкрустированный драгоценными камнями, на голове, в то время как ее плечи украшала красная, с белой отделкой туника. Длинный, узкий меч свисал с ее тонкой талии. В одной руке она держала длинное копье, а в другой - щит в форме березового листа, даже края щита были такие же зазубренные как у листка.
Арья так же была облачена в хорошие доспехи. На ней были обычные черные легинсы и рубашка, за исключением корсета - он был столь же красив как и у ее матери, только сделан был из черной стали, и она носила шлем, украшенный рельефным орнаментом и парой стилизованных орлиных крыльев по бокам шлема. По сравнению с доспехами Имиладрис, латы Арии смотрелись угрюмо и мрачно, но от этого еще более смертоносно. Мать и дочь были словно два лезвия, одно для созерцания, а другое для убийств.
[hr][br]
Я не злопамятный, я просто злой, а вот память у меня плохая. Совсем склероз замучил: отомщу, забуду, и еще раз отомщу.
|
| |
| |
|
|
 |
|  |
|
