Вторник, 22.07.25, 23:38
Приветствую Вас Шпиён | RSS
|
|  |
|
|
|
|
|
Эрагон 4я книга
| |
| коля | Дата: Воскресенье, 06.05.12, 20:39 | Сообщение # 6 |
 Санин
Группа: Администраторы
Сообщений: 877
Статус: Offline
| ЦЕНА ВЛАСТИ
— Я здесь, моя Госпожа. Вы больше не нуждаетесь в них. Я думаю так будет лучше.
С мягким шелестом последняя полоса ткани соскользнула с предплечий Насуады, когда ее служанка Фарика сняла повязки. Насауда носила бинты с того дня, когда она и военачальник Фадавар проверили храбрость друг друга в Испытании Длинных Ножей.
Насуада стояла и смотрела на длинные, рваные гобелены, усеянные отверстиями, в то время как Фарика проявляла внимание к ней. Потом она опустила свой взгляд. После Испытания Длинных Ножей она опасалась смотреть на свои руки, раны на них казались настолько ужасными когда были свежими, что она не могла их видеть пока их почти не залечили.
Шрамы были асимметричны: шесть лежали поперек её левого предплечья, три на правом. Каждый шрам был прямым 3-4 дюйма длиной, за исключением нижнего на правой руке, это случилось в тот момент, когда она потеряла самообладание, и её рука дрогнула, этот шрам был вдвое больше других. Кожа вокруг шрамов была розовой и сморщенной, в то время как сами шрамы были лишь немного светлее, чем остальная часть её тела, за что она была очень благодарна. Она боялась, что они могли бы в конечном итоге стать белыми или серебристыми, что сделало бы их более заметными. Шрамы поднялись над поверхностью её рук примерно на четверть дюйма, и выглядело это так, как будто ей вставили стальные стержни под кожу.
Насуада рассматривала шрамы с двойственными чувствами. Её отец обучил её обычаям её народа, когда она была маленькой, но она провела всю свою жизнь в окружении варденов и гномов. Единственные ритуалы кочевых племен, которые она наблюдала, были связаны с их религией. Она никогда не стремилась освоить Танец Барабана, ни участвовать в трудном Вызове Названий, ни (и это самое главное) в Испытание Длинных Ножей. И все же вот она, еще молодая, еще красивая, но уже носящая эти девять шрамов на предплечьях. Она, конечно, может приказать магам убрать эти шрамы, но тогда она лишится своей победы, и кочевые племена откажутся от неё как от своего правителя.
В то же время она сожалела, что ее руки больше не были гладкими и больше не будут привлекать восхищенные взгляды мужчин, но она также гордилась шрамами. Они были доказательством ее храбрости и видимым признаком ее преданности варденам. Любой, кто смотрел на нее, видел силу ее характера, и она решила, что это значит для нее больше, чем красота ее рук.
— О чем ты задумался? — спросила она, и протянула свои руки к королю Оррину, который стоял у открытого окна, изучая город внизу.
Оррин повернулся и нахмурился, под глазами залегли темные круги, лоб покрыт морщинами. Он сменил свою броню на красную тунику и плащ, отороченный белым горностаем. — Я считаю что неприятно смотреть на... — Продолжал он уже повернувшись лицом к городу, — человека в доспехах, мне кажется что это не очень подходит для высшего света.
Насуада смотрела на свои руки еще одно мгновение.
— Нет, я не думаю, что это так. — Сказала она, поправив кружевные манжеты на рукавах и отпустив Фарику. Затем пересекла роскошный сотканный гномами ковер в центре комнаты, чтобы присоединиться к Оррину в осмотре разрушенного сражением города, при котором она с радостью заметила, что все кроме двух пожаров вдоль западной стены были потушены. Тогда она перевела свой пристальный взгляд на короля.
За то короткое время, как вардены и жители Сурды начали свой завоевательный поход по землям Империи, Насуада следила за тем, как Оррин становился более серьезным, его оригинальность и эксцентричность сменялись мрачной внешностью. Сначала она приветствовала изменения, потому что она чувствовала, что он становится все более зрелым, но так как война затянулась, ей стало не хватать его причуд. Оглядываясь назад, она поняла, что они украшали её день, даже если иногда она находила их отягчающими. Более того, изменения сделали его более опасным, как конкурента, в его нынешнем настроении она легко может вообразить себе, как он сделает попытку сместить её с поста лидера варденов.
"Была бы я счастлива, если бы вышла за него?" — думала она. На Оррина приятно смотреть. У него был тонкий вздернутый нос, сильная мужественная челюсть, выразительный, тонко очерченный рот. Годы военного обучения обеспечили ему красивую фигуру. Не было сомнения в том, что он был умен, и по большей части его персона была подходящей. Однако если бы он не был королем Сурды, и не представлял для её положения предводителя варденов такую большую опасность, она бы даже не стала рассматривать его как кандидата. "Был бы он хорошим отцом?"
Оррин положил руки на узкий каменный подоконник и прислонился к нему. Не смотря на нее, он сказал, — Вы должны разорвать договор с ургалами.
Его заявление озадачивало ее. — И почему это?
— Потому что они наносят нам ущерб. Люди, которые бы в противном случае присоединились к нам, сейчас проклинают нас за союз с монстрами, и отказываются сложить оружие, когда мы приходим к их домам. Сопротивление Гальбаторикса кажется справедливым и разумным для них из-за нашего союза с ургалами. Обычный человек не понимает, почему мы воюем вместе с ними. Он не знает, что Гальбаторикс использовал ургалов, не знает, что Гальбаторикс обманом заставил их напасть на Тронджхайм под командованием Шейда. Это тонкости, которые вы не можете объяснить испуганному фермеру. Все, что он может понять, что существа, которых он боялся и ненавидел всю жизнь врываются к нему в дом во главе с огромным, рычащим драконом и Всадником, который больше похож на эльфа, чем на человека.
— Мы нуждаемся в поддержке ургалов, — сказала Насуада. — Сейчас у нас слишком мало воинов.
— Мы не нуждаемся в них, как бы всё ни было плохо. Вы уже знаете, что я говорю правду, иначе зачем Вы берегли ургалов при взятии Белатоны? Иначе зачем Вы приказал им не входить в город? Держать их вдали от поля боя не имеет смысла, Насуада. Молва о них до сих пор идёт по всей Алагейзии. Единственное, что можно сделать для улучшения ситуации — это положить конец этому злополучному плану, пока он не нанёс нам ещё больше вреда.
— Я не могу.
Оррин посмотрел на неё с искажённым от гнева лицом. — Люди умирают, потому что Вы решили принять помощь Гарцвога. Мои люди, Ваши люди, люди в империи... мертвы и похоронены. Этот союз не стоит этих жертв и моей жизни, я не могу понять, почему Вы продолжаете защищать их.
Она не смогла выдержать его пристальный взгляд, он напомнил ей о чувстве вины и взаимных обвинений, которые так часто тревожат ее, когда она пытается заснуть. Вместо этого, она уставилась на дым из башни на окраине города. Она медленно заговорила:
— Я защищаю их, потому что я надеюсь, что сохранение нашего союза с ургалами спасет больше жизней, чем будет стоить... Если мы хотим разгромить Гальбаторикса...
Из уст Оррина вырвался возглас недоверия.
— Нет никакой уверенности, — сказала она. — Я знаю. И мы должны учитывать эту возможность. Если мы победим его, то он припадет к нам, чтобы помочь нашей расе оправиться от этого конфликта, и построить новую страну из пепла Империи. И частью этого процесса будет обеспечение того, что через сто лет борьбы, мы, наконец, получим мир. И я не собираюсь свергать Гальбаторикса только, чтобы дать ургалам напасть на нас, когда мы будем слабы.
— Они могут напасть в любом случае. Так было всегда.
— Хорошо, что мы можем сделать? — спросила она раздраженно. — Мы должны попытаться приручить их. Чем сильнее мы привяжем их к своему делу, тем меньше шансов, что они нападут на нас.
— Я скажу Вам что делать, — прорычал он. — Изгнать их. Разорвать наш договор с Гарцвогом и отправить его и его баранов подальше. Если мы выиграем эту войну, то мы можем заключить новый договор с ними, и мы будем в состоянии диктовать любые условия. Или еще лучше — отправьте Эрагона и Сапфиру в Спайн с батальоном мужчин, чтобы уничтожить их раз и навсегда, как всадники должны были сделать много лет назад.
Насуада посмотрела на него с недоверием. — Если я разорву наш договор с ургалами, они, вероятно, будут так злы, что нападут на нас немедленно, и мы не сможем бороться с ними и с Империей одновременно. Если своей мудростью эльфы, драконы и Всадники — все решили мириться с существованием ургалов — хоть они и могли уничтожить их достаточно легко — то мы должны последовать их примеру. Они знали, что было бы неправильно убивать всех ургалов и, поэтому и мы не будем.
— Их мудрость — Ха! Как будто их мудрость помогла им! Замечательно, оставить в живых нескольких ургалов, но практически уничтожить их, чтобы они не посмели преследовать своих убийц в течение сотен лет!
Ярко выраженная боль в его голосе, и напряженные линии лица озадачили Насуаду. Она пристально всматривалась в него, пытаясь определить причину его недовольства. Через несколько секунд, объяснение стало очевидным.
— Кого вы потеряли? — спросила она.
Оррин сжал кулак и медленно опустил его на подоконник, как будто он хотел сделать это со всей силой, но не смел. Он ударил подоконник дважды, прежде чем сказать:
— Друг, с которым я рос в замке Борромео. Я не думаю, что ты когда-либо встречал его. Он был одним из лейтенантов в моей кавалерии.
— Как он умер?
— Как Вы могли бы ожидать. Мы только что прибыли к конюшне у западных ворот, что бы воспользоваться ими для своих нужд, когда один из мужчин выбежал из стойла и проткнул его вилами насквозь. Когда мы загнали его в угол, он продолжал кричать вздор об ургалах, и что он никогда не сдается... Я поразил его своей рукой.
— Я сожалею, — сказала Насуада.
Драгоценные камни в короне Оррина блеснули, когда он кивнул в подтверждение.
— Как бы ни было тяжело, Вы не можете позволить своему горю диктовать свои решения. ... Это не легко, я знаю, очень хорошо знаю! Но вы должны казаться сильнее, чем на самом деле, на благо своего народа.
— Казаться сильнее, чем на самом деле, — повторил он с насмешкой.
— Да. С нас спрашивают больше, чем с большинства людей. Поэтому мы должны стремиться быть лучше, чем большинство, если мы хотим показать себя достойными этой ответственности ... Ургалы убили моего отца, я это помню, но это не мешает мне ковать союз, который может помочь варденам. Я ничему не позволю мешать мне делать то, что лучше для них и для нашей армии в целом, насколько бы тяжело это ни было... — она подняла руки, еще раз показывая ему шрамы.
— Это Ваш ответ? Вы не будете разрывать союз с ургалами?
— Нет.
Оррин невозмутимо воспринял эту новость, чем удивил ее. Затем он схватил подоконник обеими руками и продолжил изучать город. Его пальцы были украшены четырьмя большими кольцами, одно из которых было с королевской печатью Сурды, высеченной на аметисте: рогатый олень с веточкой омелы между ног, над ним арфа, а под ним высокая, укрепленная башня.
— По крайней мере, — сказала Насуада, — мы не сталкивались солдатами, которые были заколдованы, чтобы не чувствовать боль.
— Ты имеешь ввиду "смеющийся мертвец", — пробормотал Оррин, используя термин, который она знала, был широко распространен среди варденов. — Да, и ни Муртаг, ни Торн не беспокоят меня.
Какое-то время ни один из них не говорил. Тогда она спросила, — Как пошел Ваш эксперимент вчера вечером? Успех был?
— Я слишком устал, чтобы проводить его. Вместо этого я пошел спать.
— Ах.
Немного времени спустя, они оба, по молчаливому соглашению, подошли к столу, придвинутому к одной стене. Горы листов, табличек, и свитков покрывали стол. Насуада осмотрела пугающий пейзаж и вздохнула. Всего лишь получасом ранее, стол был пуст, убранный ее помощниками.
Она сосредоточилась на слишком знакомом самом верхнем отчете, оценке числа заключенных, которых вардены взяли во время осады Белатоны, с именами важных людей, обведенными красными чернилами. Она и Оррин обсуждали числа, когда пришла Фарика, чтобы снять ее бандажи.
— Я не могу придумать выход из этой неразберихе, — признала она.
Мы могли бы набрать охранников среди здешних людей. Тогда нам не придется оставлять наших воинов.
Она подняла отчет. — Возможно, но людей, которым можно доверять, будет трудно найти, и наши маги уже опасно переутомлены …
— Дю Врангр Гата нашли способ разорвать клятву на древнем языке? — Когда она ответила отрицательно, он спросил: — Неужели они не добились никакого прогресса в этом?
— Нет, неизвестно будет ли это вообще возможно. Я даже спросила у эльфов, но они тоже ничего не добились за все эти долгие годы, как и мы за эти последние несколько дней.
— Если мы не решим эту проблему, то в скором времени, это может повлиять на исход этой войны,— заявил Оррин. — Это единственный вопрос, который надо решить побыстрее.
Она потерла виски.
— Я знаю. — Перед отъездом гномов из Фартхен Дура и Тронжхайма, она пыталась предвидеть все проблемы, с которыми вардены могут столкнуться, когда пойдут в наступление. Но те проблемы, с которыми они столкнулись сейчас, поймали ее врасплох.
Проблемы впервые проявились во время битвы на Пылающих равнинах, когда стало очевидно, что все офицеры в армии Гальбаторикса, и большинство простых солдат были вынуждены дать клятву Гальбаториксу на древнем языке. Она и Оррин, быстро поняли, что они никогда не смогут доверять этим людям, пока Гальбаторикс еще существует, и им возможно придется их всех уничтожить . В результате, они не могли позволить людям, которые хотели присоединиться к варденам, воевать против Империи плечом к плечу, так как клятва данная Гальбаториксу может заставить их пойти против них.
Насауда не была слишком озабочена этой ситуацией. По поводу заключенных во время войны она уже приняла решение с королем Оррином, и теперь их пленные шли назад в Сурду, где они станут служить общему делу: строительству дорог, работе на шахтах, созданию каналов, и выполнению других каторжных работ.
Только когда вардены захватили город Фейнстер, она поняла полный размер проблемы. Агенты Гальбаторикса заставили дать клятвы верности не только солдатам Фейнстера, но и дворянам, и многим чиновникам, которые служили ему, они не могли доверять даже случайным жителям города. То, что было им известно, приходилось держать под замком, чтобы правда не подорвала боевой дух варденов. Найти людей, которым они могут доверять, и тех, кто был готов работать на варденов, оказалось намного сложнее, чем Насауде когда-то представлялось.
Из-за всех тех людей, которые нуждаются в контроле, у нее не было другого выбора кроме как оставить в Фейнстере в два раза больше людей, чем она рассчитывала. Более того, такое количество заключенных фактически парализовало город, вынуждая ее отдавать столь необходимую варденам провизию, дабы уберечь население от голода. Они не могли вечно контролировать ситуацию, тем более все довольно сильно осложнялось тем, что они находились уже на территории Белатоны.
— Жаль гномы еще не приехали, — сказал Оррин. — Мы могли бы воспользоваться их помощью.
Насуада согласилась. На данный момент с ними было только несколько сотен гномов. Остальные вернулись в Фархтен Дур, чтобы похоронить царя Хротгара. Насуада проклинала, что соблюдение традиций, по которым вожди кланов должны были избрать нового царя, занимало слишком много времени. Она пыталась убедить гномов назначить регента на время войны, но они были тверды как камень, и настаивали на соблюдении своих вековых обрядов, что означало временный отказ от присоединения к варденам. В любом случае они, наконец, выбрали нового короля, им стал племянник Хротгара — Орик, который сразу выдвинулся со своим войском к варденам. Но даже в данный момент они были где-то к северу от Сурды.
Насуада задавалась вопросом, будут ли они способны вступить в войну. Несмотря на то, что гномы считались более выносливыми, чем люди, все же они большую часть последних двух месяцев шли пешком, что могло измотать даже самых сильных существ. — "Им должно быть надоело видеть один и тот же пейзаж снова и снова." — подумала она.
— У нас уже так много заключенных. И когда мы захватим Драс-Леону... — покачала она головой.
Оррин внезапно оживился: — А что если мы просто обойдем Драс-Леону? — Он перетасовывал бумаги на столе пока не нашел подробную, гномью карту Алагейзии, которую он набросал по административным записям. Разрушенные холмы придали земле необычную топографию: горные вершины на западе Дю Вельденвардена; глубокие горные долины у основания Беорских гор, каньоны и овраги по всей пустыне Хадарак; извилистый горный хребет на северной части Спайна. — Смотрите, — своим средним пальцем он показал путь от Белатоны до столицы Империи города Урубаена. — Если мы пройдем там, то мы не проедем в близости от Драс-Леоны. Будет трудно пройти весь участок сразу, но мы сможем.
Насуаде не нужно было обдумывать его предложение. Она уже рассмотрела эту возможность. — Риск слишком велик. Гальбаторикс все еще может напасть на нас своими солдатами, которых он разместил в Драс-Леоне — которых не мало, если верить нашим шпионам — и нам придется отбивать атаки с двух сторон. Быстрее способа проиграть и бой и войну я не знаю. У нас нет выбора — мы должны захватить Драс-Леону.
Оррин признал точку зрения Насуады, и слегка наклонил голову: — Тогда мы должны призвать наших людей с Эроуза. Нам нужен каждый наш воин, чтобы продолжать.
— Я знаю. Я намерена убедиться, что осада доведется до конца прежде, чем закончиться неделя.
— Я надеюсь, ты не станешь отправлять туда Эрагона.
— Нет, у меня есть другой план.
— Хорошо. А в это время, что нам делать с этими заключенными?
— То, что мы делали раньше: охранять, защищать, запереть. Может быть, мы сможем связать заключенных заклинаниями, чтобы ограничить их передвижения, и нам не нужно будет так старательно за ними наблюдать. Кроме этого, я не вижу другого выхода, разве что убить большинство из них, и я не хочу... — Она пыталась представить, на что ей придется пойти ради победы над Гальбаториксом. — Я не хочу прибегать к таким решительным мерам...
— Да. — Оррин склонился над картой, скрючившись плечами как стервятник. Он пристально смотрел на каракули выцветших чернил, которыми отметили треугольниками Белотону, Драс-Леону и Урубаен.
И так он стоял, пока Насуада не произнесла: — Есть что-нибудь еще, чему мы должны уделить внимание? Джормундур ожидает приказа, а Совет старейшин попросил у меня аудиенции.
— Я волнуюсь.
— О чем?
Оррин опять взялся за карты:
— Это предприятие было плохо продумано с самого начала... Наши силы и наши союзники на грани краха, а что если Гальбаториксу придет в голову вступить в бой самому, ведь он сможет уничтожить нас так же легко, как Сапфира уничтожила бы стадо овец. Вся наша стратегия зависит от того, сумеем ли мы собрать в битве с Гальбаториксом Эрагона, Сапфиру, и так много заклинателей, сколько сможем найти. В настоящее время у нас в рядах слишком мало заклинателей. И мы не сможем собрать остальных в одном месте, пока не дойдем до Урубаена и не встретимся с королевой Имиладрис и ее армией. Пока этого не произойдет, мы по-прежнему крайне уязвимы для атак. Мы очень сильно рискуем, предполагая, что высокомерие Гальбаторикса будет держать его в стороне, пока наша ловушка не захлопнется вокруг него.
Насуада разделяла его волнение. Тем не менее, было очень важно укрепить уверенность Оррина, чем сочувствовать вместе с ним, его решимость ослабнет, и это помешает ему исполнить свой долг, и подорвет боевой дух его солдат. — Мы не совсем беззащитны, сказала она. — Уже нет. Сейчас у нас есть Доусдаерт, и вместе с ним, я думаю, мы сможем убить Гальбаторикса и Шрюкна, если они появятся внутри границ Урубаена.
— Возможно.
— Кроме того, волнение не идет на пользу. Мы не можем ускорить ни гномов, ни наше собственное продвижение к Урубаену, равно как не можем поджать хвост и убежать. Так что я не позволю нашему положению чрезмерно беспокоить Вас. Все, что мы можем сделать, это стараться смело принять свою судьбу такой, какой бы она ни была. В качестве альтернативы можно позволить мыслям о возможных действиях Гальбаторикса расстроить наши умы, а этого я делать не собираюсь. Я отказываюсь давать ему такую власть надо мной.
ПОЯВЛЕНИЕ НА СВЕТ
Раздался крик: высокий, пронзительный, почти нечеловеческий по высоте и силе.
Эрагон напрягся, как - будто кто-то ударил его ножом. Он провёл большую часть дня, наблюдая как сражаются и умирают люди — сам убивал десятки — всё же он не мог не переживать, когда слышал крики и плачь Элейн. Звуки, которые она производила, были такими ужасными, что он начал задаваться вопросом, переживет ли она роды.
Рядом с ним, около бочки, что служила ему сиденьем, Олбрих и Балдор сидели на корточках, поджав ноги, и выковыривали клочки травинок под их ботинками. Их толстые пальцы измельчали каждый клочок листика и стебля с методической тщательностью, прежде чем нащупывали следующий... Пот блестел на их лбах, а их глаза выражали гнев и отчаяние. Изредка они обменивались взглядами или смотрели на их палатку через дорожку, где находилась их мать, но в остальном они уставились на землю, и игнорировали окружающих.
В нескольких футах от него, Роран сидел на другой бочке, которая лежала на боку и раскачивалась от его малейшего движения. Вдоль края грязной дорожки толпились несколько дюжин человек из Карвахолла, в основном это были мужчины, друзья Хорста и его сыновей или те,чьи жены помогали целительнице Гертруде ухаживать за Элейн. За ними возвышалась Сапфира. Её шея была выгнута как натянутый лук, кончик ее хвоста дергался, как будто она охотилась, и она упорно трясла алым языком, высунув его изо рта, изучая все ароматы в воздухе, которые могли бы дать информацию о Элейн или ее будущем ребенке.
Эрагон потёр больные мышцы левого предплечья. Они ждали несколько часов, приближались сумерки. Длинные черные тени от каждого объекта тянулись к востоку, словно стремясь прикоснуться к горизонту. Воздух стал прохладным, комары и стрекозы, с кружевными крыльями, из ближайшей реки Джиет летали туда-сюда вокруг них.
Еще один крик разорвал тишину.
Мужчины пошевелились с беспокойством, а затем сделали жест, предотвращающий несчастье, и бормотали друг другу голосами, предназначенными только для тех, кто был ближе всего к ним, но Эрагон слышал их с превосходной ясностью. Они шептались о трудностях беременности Элейн; некоторые мрачно заявляли, что если бы она не родила в ближайшее время, то было бы уже слишком поздно и для нее, и для ребенка. Другие говорили что-то вроде этого: «Тяжело для человека потерять жену даже в лучшие времена, ноособенно здесь, особенно сейчас», или «Какой стыд, это..». Некоторые возлагали ответственность за Элейн на Разаков или на события, которые произошли во время путешествия сельских жителей к варденам. И многие бормотали недоверчивые замечание относительно Арьи, которой разрешили помогать с родами.
— Она эльф, а не человек, — сказал плотник Фиск. — Ей следует держаться себе подобных, она не должна вмешиваться куда захочет. Кто знает, чего она действительно хочет, а?
Эрагон все слышал, но не показал этого и старался остаться невозмутимым, так знал, что новость о том, что у него обострился слух, принесет одни неудобства среди деревенских друзей.
Бочка под Рораном заскрипела, когда он наклонился вперед.
— Как вы думаете, должны ли мы ...
— Нет,— сказал Олбрих.
Эрагон плотнее закутался в плащ. Холод начал пробирать его до костей. Он не уйдет, пока мучения Элейн не закончатся.
— Смотрите, — сказал Роран с внезапным волнением.
Олбрих и Балдор одновременно повернули головы.
По ту сторону дорожки Катрина вышла из палатки, неся грязные тряпки. Перед тем как занавеска закрылась, Эрагон увидел Хорста и одну из женщин Карвахолла, стоящую у подножия кровати, где лежала Элейн, он не узнал эту женщину.
Бросив косой взгляд на наблюдающих людей, Катрина почти бегом подошла к огню, где жена Фикса, Изольда, и Нола кипятили тряпки для повторного использования.
Бочка скрипнула ещё два раза, поскольку Роран двинулся. Эрагон был почти уверен, что он пойдет за Катриной, но он остался на месте также как и Олбрих и Балдор. Они как и остальные пристально следили за движениями Катрины.
Эрагон скривился, поскольку последний крик Элейн проник в воздух, крик не менее мучительный чем предыдущие.
Затем занавеска открылась снова и из палатки выбежала Арья, босая и растрепанная. Ее волосы развевались у ее лица, когда она бежала к трём эльфийским охранникам Эрагона, которые стояли вместе в тени возле палатки. В следующее мгновение она срочно говорила с одной из них, с женщиной эльфом с тонкими чертами лица по имени Инвидия, затем поспешила назад также, как и пришла.
Эрагон догнал ее прежде, чем она покрыла несколько ярдов. — Как дела? — Спросил он.
— Плохо.
— Почему так долго? Разве вы не можете помочь ей родить быстрее?
Напряженное выражение лица Арьи стало еще более мрачным.
— Я могла бы извлечь ребёнка из её чрева ещё в первые пол часа,но Гертруда и остальные женщины позволили мне использовать только простые заклинания.
— Это абсурд! Почему?
— Потому что магия пугает их — и я их пугаю.
— Тогда скажи, что ты не причинишь им никакого вреда. Скажи на древнем языке, и у них не будет другого выбора, кроме как поверить тебе.
Она покачала головой.
— Это только ухудшит ситуацию. Они будут думать, что я пыталась околдовать их, и выгонят меня.
— Уверен, Катрина...
— Благодаря ей, я сделала хотя бы эти заклинания.
Элейн снова закричала.
— Может они позволят тебе немного облегчить ее боль?
— Не больше,чем я уже сделала.
Эрагон повернулся к палатке Хорста. —Раз так, — прорычал он сквозь стиснутые зубы.
Арья схватила его за левую руку, и удержала его на месте.Озадаченный он повернулся к ней для объяснений. Она покачала головой
— Не надо, — сказала она. — Эта знахарка старше чем само время. Если ты вмешаешься,то Гертруда рассердится и настроит всех женщин вашей деревни против тебя.
— Меня это не волнует!
— Я знаю, но поверьте мне: самое мудрое, что ты можешь сейчас сделать — это подождать вместе с другими. — словно подчеркивая свою точку зрения, она выпустила его руку.
— Я не могу просто стоять в стороне и позволить ей страдать!
— Послушай меня. Будет лучше, если ты останешься. Я помогу Элейн как смогу, не иди туда. Ты будешь только причиной раздоров и злобы, а это совершенно не нужно здесь...Пожалуйста.
Эрагон заколебался, затем прорычал с отвращением, и развел руками, когда Элайн закричала еще раз. — Хорошо, — сказал он и наклонился к Арье. — Но что бы ни случилось, не дай ей и ребёнку умереть. Меня не волнует что тебе нужно для этого сделать, только не дай им умереть.
Арья изучала его с серьёзным взглядом. —Я никогда не позволю причинить вред ребенку,— сказав это она ушла.
Когда она исчезла в палатке Хорста, Эрагон вернулся туда, где сидели Роран,Олбрих и Балдор.
— Ну? — спросил Роран.
Эрагон пожал плечами. — Они делают все от них зависящее. Мы просто должны быть терпеливыми... Вот и все.
— А казалось, будто она сказала намного больше, чем ты передал, — сказал Балдор.
— Смысл был тот же.
Цвет солнца изменялся, становясь оранжевым и темно-красным, приближаясь к линии горизонта. Несколько изодранных облаков, которые остались в западной части неба, пригнанные ранее сильным ветром, приобрели такие же оттенки. Стаи ласточек нападали сверху, поедая на ужин моль, мух и других порхающих насекомых.
Через некоторое время крики Элейн постепенно стихли с первоначальных криков во всё горло до прерывистых стонов, от которых у Эрагона по телу пробегали мурашки. Больше всего на свете он хотел избавить ее от мучений, но не мог пойти туда, проигнорировав тем самым совет Арьи, поэтому ему пришлось остаться и продолжить волноваться, грызя свои ногти. И вскоре он отвлекся на разговоры с Сапфирой.
Когда солнце коснулось земли, оно распространилось вдоль горизонта, как гигантский желток, медленно сочащийся и свободный от скорлупы. Летучие мыши начали появляться среди ласточек, взмахи их кожистых крыльев, слабых и неистовых, их высокочастотные писки, почти до боли пронизили Эрагона.
Элейн закричала, и ее крик заглушил все звуки по близости, Эрагон надеялся, что он больше никогда не услышит такого вопля.
Затем наступила короткая, но абсолютная тишина.
Она закончилось громким, икающим воплем новорожденного ребенка, исходившим из палатки — старая фанфара, которая объявила о прибытии нового человека в мир. При этом звуке Олбрих и Балдор заулыбались, также, как Эрагон и Роран, и несколько других ждущих мужчин заликовали.
Их ликование было недолгим. Как раз когда последние из ликований стихли, женщины в палатке закричали пронзительным, душераздирающим воплем от которого у Эрагона кровь в жилах заледенела. Он понял что означали их крики, именно то что они всегда и означают: случилось самое худшее.
— Нет! — сказал он не веря, спрыгивая с бочки. "Она не может умереть. Она не может...Арья обещала.
Как будто в ответ на его мысли, Арья откинула полог палатки, и побежала к нему, несясь через дорожку невероятно большими шагами.
— Что случилось? — спросил Балдор,когда она остановилась.
Арья проигнорировала его вопрос и сказала: — Эрагон, пойдём.
— Что случилось? — Балдор сердито воскликнул, и потянулся к плечу Арьи. В одно мгновение, резким движением она схватила его руку, и завернула за спину, заставляя стоять согнувшись. Его лицо исказилось от боли.
— Если хочешь, чтобы ребёнок выжил, отойди и не мешай! — Она выпустила его, оттолкнув в объятия Олбриха, затем повернулась и пошла обратно к палатке Хорста.
— Что случилось? — спросил Эрагон, когда присоединился к ней.
Арья повернулась к нему: — Ребёнок здоров, но она родилась с заячей губой.
Эрагон понял, почему женщины так кричали. Дети с заячьей губой прокляты и они редко выживают, потому что им тяжело питаться, а если выживают, то над ними смеялись, и никто не хотел вступать с ними в брак. В большинстве случаев было бы лучше, если ребёнок рождался мёртвым.
— Ты должен исцелить ребёнка, Эрагон, — сказала Арья.
— Я? Но я никогда... Почему не ты? Ты знаешь больше об исцелении, чем я.
— Если я буду исцелять ребёнка, люди начнут говорить, что я украла ее и заменила. Я хорошо знаю что люди говорят о нашей расе, Эрагон, слишком хорошо знаю. Я, конечно, могу это сделать, но ребёнок будет страдать потом. Ты единственный, кто может спасти её от такой судьбы.
Паника охватила его.Он не хотел нести ответственность за жизнь другого человека, он и так уже много за что нёс ответственность.
— Ты должен исцелить её, — сказала Арья более требовательно. Эрагон вспомнил как эльфы трепетно относятся к детям как своей,так и чужой расы.
— Поможешь ли ты мне,если понадобится?
— Конечно.
— Как и я, — сказала Сапфира. — Почему ты вообще спрашиваешь?
— Хорошо, — сказал Эрагон. —Я сделаю это.
Вслед за Арьей, он подошел к палатке и протиснулся мимо тяжелых шерстяных покрывал. Дым от свечи жег глаза. Пять женщин Карвахолла стояли, прижавшись к стене. Их причитания ошеломили его. Они качались, как в трансе, рвали на себе одежду и волосы, и громко вопили. Хорст стоял у изножья кровати, споря с Гертрудой, его лицо покраснело от крика. Со своей стороны, пухлая целительница прижимала сверток ткани к груди, Эрагон предположил, что в свертке лежал младенца — хотя он не мог видеть его лица — сверток извивался и пронзительно кричал, добавляя еще больше шума. У Гертруды на щеках блестел пот, из-за чего ее волосы прилипали к коже,а руки ее были в чем-то испачканы. В изголовье кровати Катрина стояла на коленях на круглой подушке, вытирая лоб Элейн.
Эрагон с трудом узнал Элейн: ее лицо осунулось, появились темные круги под глазами, ее взгляд блуждал, и не мог сфокусироваться. Ручейки слез текли из внешних уголков глаз по ее вискам, а затем исчезали в спутанных локонах ее волос. Её рот открывался и закрывался, она стонала и бормотала неразборчивые слова. Ее покрывала испачканной кровью простынь.
Ни Хорст, Ни Гертруда не замечали Эрагона, пока он не приблизился к ним. Эрагон значительно вырос с тех пор как покинул Карвахолл, но все равно Хорст был на голову выше. Когда они оба посмотрели на него, искра надежды мелькнула на мрачном лице кузнеца.
— Эрагон! — Он положил тяжелую руку на плечо Эрагона, и оперся на него так, как если бы он не мог стоять. — Ты слышал? — Это был не вопрос, но Эрагон кивнул. Хорст бросил на Гертруду быстрый взгляд, его борода, похожая на лопату, двигалась из стороны в сторону, когда его челюсть работала, а его язык появлялся между губ, когда он их облизывал. — Ты можешь... можешь сделать что-нибудь для неё?
—Возможно, — сказал Эрагон. — Я постараюсь.
Он вытянул руки. После минутного колебания, Гертруда отдала ему теплый сверток, и затем отошла, но при этом сильно нервничала.
В складках ткани была маленькое,морщинистое личико девочки.Её кожа была тёмно-красного цвета,глазки закрыты,и она морщилась,как-будто сердилась на недавнее плохое обращение — что Эрагон считал вполне приемлемым..Её поразительная особенность была в том,что от левой ноздри до середины верхней губы был разрыв.Через него был видим её маленький язычок, которым она изредка шевелила.
— Пожалуйста! — сказал Хорст. — Если ты что-то можешь...
Эрагон вздрогнул когда одна из женщин пронзительно закричала. — Я не могу здесь работать, — сказал он.
Когда он повернулся чтобы уйти, Гертруда сказала: — Я пойду с тобой. С ребёнком должен быть кто-то , кто знает как за ним ухаживать.
Эрагон не хотел, чтобы Гертруда присутствовала, пока он пытается что-нибудь сделать с лицом девочки и собирался сказать ей об этом, когда вспомнил слова Арьи о подмене. Кто-то из Карвахола должен присутствовать, чтобы другие жители верили о преобразовании девочки, и в дальнейшем можно было убедить людей, что это всё тот же ребёнок, а не другой.
— Как хочешь, — сказал он, подавляя свои возражения.
Ребёнок скорчился у него на руках и издал жалобный крик, когда он вышел из палатки. Сельчане остались стоять вдоль дорожки, а Олбрих и Балдор начали подходить к нему. Эрагон покачал головой, и они остановились, и наблюдали за ним с беспомощным выражением лица.
Арья и Гертруда заняли позиции по обе стороны от Эрагона, когда он шел по лагерю в свою палатку, земля задрожала, когда Сапфира присоединилась к ним. Воины быстро отошли в сторону, чтобы пропустить их.
Эрагон старался идти как можно мягче, что бы не трясти ребенка.
Они почти достигли своего место назначения, когда Эрагон увидел ведьму-ребенока, Эльву, стоящую между двух палаток с торжественным лицом, и уставившеюся на него своими огромными фиалковыми глазами. Она была одета в фиолетовое платье с длинной кружевной вуалью, откинутой назад, выставляя на показ серебристый знак на ее лбу, похожий на его гедвёй игнаси.
Ни слова она не сказала, и не сделала попытку остановить его. Тем не менее, Эрагон понял её предупреждающий взгляд и упрёк ему. Однажды до этого, он вмешался в судьбу младенца, что привело к страшным последствиям. Он не мог позволить себе снова допустить такую ошибку, не только из-за причиненного ущерба, но и из-за того, что Эльва могла стать его злейшим врагом. Несмотря на всю его силу, Эрагон боялся Эльву. Её способность заглядывать в души людей и видеть все, что вызывало боль, и предвидеть все, что собиралось причинить им вред, сделала её одной из самых опасных существ во всей Алагейзии.
"Что бы ни случилось, — подумал Эрагон,когда вошёл в палатку, — я не хочу обидеть этого ребёнка." И он воспылал новой решимостью подарить ей шанс прожить нормальную жизнь.
 [hr][br]
Я не злопамятный, я просто злой, а вот память у меня плохая. Совсем склероз замучил: отомщу, забуду, и еще раз отомщу.
|
| |
| |
| коля | Дата: Воскресенье, 06.05.12, 20:40 | Сообщение # 7 |
|
Санин
Группа: Администраторы
Сообщений: 877
Статус: Offline
| КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Слабый свет от заходящего солнца проник в палатку Эрагона. Все внутри было серым, как если бы все предметы были высечены из гранита. С эльфийским зрением, Эрагон мог видеть очертания предметов достаточно легко, но он знал, что Гертруда так не может, так что ради нее он произнес: — Наина хвир унин бёллр! — и установил маленький, светящийся шар света, плавающий в воздухе, на вершине шатра. Мягкий белый шар не давал заметного тепла, но освещал как яркий фонарь. Он воздержался от использования слова — брисингр — в заклинание, чтобы его меч не загорелся.
Он почувствовал как Гертруда замерла позади него, он повернулся и увидел, что она не сводит глаз с огонька, и при этом держится за сумку, которую принесла с собой. Ее знакомое лицо напомнило ему о Карвахолле, и он ощутил неожиданную тоску по дому.
Она медленно перевела взгляд на него. — Как ты изменился, — сказала она. — Полагаю, мальчик, за которым я ухаживала, когда он боролся с лихорадкой, давно исчез.
— Вы все еще знаете меня, — ответил он.
— Нет,теперь я в этом сомневаюсь.
Ее заявление обеспокоило его, но он не мог позволить себе думать о нем, поэтому, он выбросил его из головы и подошел к детской кроватке. Нежно, очень нежно, он переложил новорожденную с рук на одеяла, так осторожно, как будто она была сделана из стекла. Девочка махала ему сжатым кулачком. Он улыбнулся и коснулся ее кончиком правого указательного пальца, и она мелодично забормотала.
— Что ты намереваешься делать? — спросила Гертруда когда села на одинокий табурет около стены палатки. — Как ты вылечишь ее?
— Я точно не знаю.
Именно тогда Эрагон заметил, что Арья не сопровождала их в палатку. Он назвал ее имя, и мгновение спустя, она ответила снаружи голосом, приглушенным плотной тканью, которая отделяла их. — Я здесь. — сказала она. — И здесь я буду ждать. Если у тебя появится потребность во мне, то пошли свои мысли в мою сторону, и я приду.
Эрагон слегка нахмурился. Он рассчитывал, что она будет все время у него под рукой, чтобы помочь ему там, где он был невежественным, и поправлять его, чтобы он не совершил какую-нибудь ошибку. — "Ну, не важно. Я все еще могу задать ей вопросы, если захочу. Только таким образом у Гертруды не будет причин подозревать о причастности Арьи к этому делу." — Он был поражен мерами предосторожности, которые принимала Арья, чтобы избежать подозрений, и он спрашивал себя, была ли она когда-нибудь обвинена в краже ребенка.
Рамы кровати заскрипели, когда он медленно опустил на неё младенца. Его хмурый взгляд усилился. Он чувствовал, что через него Сапфира наблюдает за девочкой, как она лежит на одеяле, и в настоящее время дремлет, казалось бы, не обращая внимания на мир. Ее язык блестел в расщелине, которая разделяла её верхнюю губу.
"Что ты думаешь?' — спросил он.
"Продвигайся медленно, и тогда ты избежишь того, чтобы случайно укусить собственный хвост."
Он согласился с ней, а потом спросил, задорно улыбнувшись: — "А ты делала это когда-нибудь? В смысле, кусала свой хвост?"
Она по-прежнему молчала, но он поймал краткие вспышки ощущений: смесь изображений — деревьев, травы, солнца, гор Спайна — а также приторный аромат красной орхидеи и внезапное, болезненное, сдавливающее ощущение, как будто дверь захлопнулась на её хвосте.
Эрагон тихо про себя усмехнулся, а затем сосредоточился на составлении заклинаний, которые, он думал, должны исцелить девочку. Потребовалось довольно много времени, почти полтора часа. Он и Сапфира провели большую часть этого времени в тайных переговорах, снова и снова рассматривая и обсуждая каждое слово и фразу — даже его произношение — в попытке обеспечить, что заклинания сделают только то, что ему нужно.
В разгар их молчаливого разговора, Гертруда зашевелилась на своем сиденье и сказала. — Она выглядит так же, как и тогда. Работа идет плохо, не так ли? Не нужно скрывать от меня правду, Эрагон; я сталкивалась с более худшим в своё время.
Эрагон поднял брови и спокойным голосом сказал, — Работа еще не началась.
И Гертруда со смирением отошла. Найдя в сумке клубок пряжи и пару спиц из полированной березы, она продолжила работу над недоделанным свитером. Ее пальцы двигались с поразительной скоростью, быстро и ловко, что выдавало ее большую практику. Равномерный звук клацанья спиц успокаивал Эрагона. Он слышал этот звук в детстве, когда присутствовал при собрании взрослых, сидящих вокруг камина в прохладные осенние вечера, когда они курили трубку и наслаждались послеобеденным элем.
Наконец, когда Эрагон был уверен, что эти чары безопасны и его язык не будет спотыкаться ни на одном из сложных звуков древнего языка, он собрал свою силу и силу Сапфиры и приготовился сказать первые слова заклинания.
Но он все еще колебался.
Когда эльфы использовали магию, чтобы вырастить цветок или дерево в форму, которую они желали, или изменить свое тело так как они хотели его видеть, они всегда, на сколько он знал, выражали свою магию в виде песни. Он подумал, что это примерно тот же случай и он должен сделать тоже самое. Но он познакомился только с несколькими из многих песен эльфов, и ни одна из них достаточно хорошо не воспроизводит такие красивые и сложные мелодии.
Так что, вместо этого, он выбрал песню из самых глубоких тайников его памяти, песню, которую его тетя Мариан пела ему, когда он был маленьким, прежде чем болезнь унесла её, песню, которую женщины Карвахолла напевали своим детям с незапамятных времен, когда те уходили в сон на долгую ночь: колыбельную песню. Звуки её были просты, легко запоминающиеся, и имели успокаивающие качества, которые, как он надеялся, помогут держать ребенка спокойным.
Он начал, мягко и тихо, позволяя словам литься медленно, а звук его голоса распространился по всей палатке, как тепло от огня. Прежде, чем использовать магию, он сказал девочке на древнем языке, что он её друг, что он хочет для неё только хорошего, и что она должна доверять ему.
Она пошевелилась во сне и выражение её лица смягчилось.
Тогда Эрагон запел первое заклинание: оно было простое, состояло из двух коротких предложений, которые он повторял снова и снова, как молитву. И маленькая розовая пустота, где две стороны разделенной губы девочки встретились, замерцала и стала стягиваться, как будто спящее живое существо зашевелилось под поверхностью.
То, что он пытался сделать было отнюдь не легким. Кости ребенка, как и у новорожденного, были мягкими и хрящеобразными, отличающимися от костей взрослых, которых он лечил раньше. Он должен был быть осторожным, чтобы случайно не заполнить дыру во рту костью, мясом и кожей взрослого, так как этот участок не сможет меняться с годами. Когда он справился с дырой, ему предстояло создать два передних зуба, чего раньше он никогда не делал. Задачу осложняло то, что Эрагон никогда не видел как выглядела девочка до травмы, поэтому он не знал какими должны выглядеть губы и рот. Она выглядела как все маленькие дети: пухленькой коротышкой. Эрагон волновался поскольку, лицо, которое он создаст, может быть красивым сейчас, но странным и непривлекательным в будущем.
Пэтому, он действовал осторожно, делая лишь небольшие изменения и останавливаясь после каждого из них посмотреть на результат. Он начал с глубоких слоев лица девочки, с костей и хрящей, и медленно прошел путь наружу, не переставая при этом петь.
В определенный момент Сапфира начала петь с ним, и от того, что она пела на улице, воздух начал вибрировать. Ее легкие засветились и, в зависимости от высоты ее голоса, свет то тускнел, то становился ярче; это явление очень удивило Эрагона. Он решил, что спросит Сапфиру об этом позже.
Слово за слово, заклинание за заклинанием, час за часом шла ночь, хотя Эрагон не обращал внимание на время. Когда девочка плакала от голода, он кормил ее струйками энергии. Он и Сапфира пытались не касаться её сознания — не зная, как контакт может повлиять на её незрелое сознание — но они все же задевали его время от времени, ее сознание для Эрагон представлялось смутным и не точным,оно захлестывало морем эмоций, которые сводили все остальное в мире к незначительности.
Позади него продолжали клацать спицы Гертруды. Ритм прерывался только когда целительница теряла счёт стежков, и должна была распустить несколько петель, чтобы исправить ошибку.
Медленно,очень медленно,трещина в деснах девушки и нёбо сливались в единое целое, две стороны губы стягивались вместе — её кожа растекалась как вода — и ее верхняя губа постепенно сформировывалась розовым изгибом, свободным от недостатка.
Эрагон кропотливо создавал, незначительно изменял и работал над формой ее губы дольше всего, пока, наконец, Сапфира не сказала: —"Все готово. Оставь,— и он был вынужден признать, что он не смог бы больше улучшить внешность девочки, только сделал бы хуже.
Тогда он позволил колыбельной песни раствориться в тишине. Его язык распух и заплетался, его горло пересохло. Он отодвинул себя от кроватки и встал, наполовину согнувшись над ней, слишком тяжело было выпрямиться полностью.
В дополнение к освещению от огонька, бледный свет проникал в палатку, точно такой же, как тот, что был когда он только начал. Сначала он смутился — конечно, солнце то уже село! — Но потом он осознал, что свечение исходит с востока, а не с запада и он понял: —"Неудивительно что у меня все болит, ведь я просидел тут всю ночь".
"А как же я? — сказала Сапфира. — Мои кости болят так же, как и твои." — Её признание удивило его, она редко жаловалась на неудобства независимо от условий. Война должно быть сказывается на ней намного больше, чем она пытается показать. Когда он дошел до этого вывода, Сапфира медленно отошла от него и сказала: — "Неважно насколько я устала, я все ещё могу раздавить солдат которых Гальбаторикс посылает против нас".
"Я знаю".
Положив вязание обратно в сумку, Гертруда встала и заковыляла к кровати. — Никогда не думала, что увижу такое, —сказала она. — Меньше всего от тебя, Эрагон, сын Брома. — Она посмотрела на него вопросительно: — Ведь Бром твой отец, не так ли?
Эрагон кивнул, затем прохрипел: — Был им.
— Теперь все стало на свои места.
Эрагон не был склонен к обсуждению этой темы, так что он лишь хмыкнул и погасил свой волшебный огонёк. Мгновенно все потемнело, за исключением предрассветного свечения. Его глаза были более чувствительны к свету, чем у Гертруды. Она нахмурилась и повернула голову из стороны в сторону, как будто не знала где он.
Девочка была теплой и тяжелой в его руках. Он не был уверен отчего у него возникло чувство усталости, то ли от количества использованной магии, то ли от огромного периода времени, которое он потратил на решение этой задачи.
Он смотрел на девочку и пробормотал: —Зэ оно вайзе илиан!Да будешь ты счастлива! — Это было не заклинание, но он надеялся что это может помочь ей избежать некоторых страданий, которыми страдают так много людей. В противном случае,он надеялся что это подарит ей улыбку.
Что он и сделал. Широкая улыбка озарила ее лицо, и она с большим энтузиазмом сказала: — Агууу.
Эрагон улыбнулся, а затем развернулся и вышел на улицу.
Он вышел из палатки и увидел небольшую толпу собравшихся, некоторые из них сидели, другие стояли. Большинство из них были из Карвахолла, но там присутствовали Ариья и другие эльфы, которые стояли в стороне от остальных, также там были и вардены, имена которых он не знал. Он заметил Эльву, которая стояла, прячась за палатку, ее черная кружевная вуаль была опущена, пряча лицо.
Эрагон понял,что они ждали здесь все это время,а он ничего не знал о их присутствии.Он был в безопасности под охраной Сапфиры, но это не повод становиться самодовольным.
Я добился лучшего, сказал он себе.
В толпе стояли Хорст и его сыновья. Хорст нахмурился, когда он смотрел на сверток в руках Эрагона. Он открыл рот, что бы что-то сказать, но не произнес и звука.
Без особых церемонней, Эрагон подошел к кузнецу и повернул девочку так, чтобы он мог видеть её лицо. Мгновение Хорст не двигался, потом его глаза заблестели и выражение его лица изменилось в один миг. Его радость и облегчение были так велики,что их можно было бы принять за горе.
Когда он отдал девочку Хорсту, Эрагон сказал, — Мои руки слишком запачканы кровью для такой работы, но я рад, что смог помочь.
Хорст коснулся верхней губы девочки кончиком среднего пальца, потом покачал головой и сказал, — Я не могу в это поверить... не могу поверить. — Он посмотрел на Эрагона, — Я и Элайн навсегда в долгу перед тобой. Если...
— Никаких долгов, — сказал Эрагон. — Я лишь сделал то,что сделал бы каждый имей он возможность.
— Но именно ты исцелил ее, и я тебе благодарен.
Эрагон заколебался. Затем, склонив голову, принимая благодарность Хорста, он спросил: — Как вы назовете ее?
Кузнец смотрел сияющим взглядом на свою дочь. — Если Элайн согласиться, то мы могли бы назвать ее Хоуп. [Hope с англ. - Надежда]
—"Хоуп... Хорошее имя. — Разве нам не нужна капелька надежды в нашей жизни?"— А как Илейн?
— Устала, но все хорошо.
Затем Олбрих и Балдор обступили отца, вглядываясь в свою сестру так же, как и Гертруда — которая вышла из палатки сразу за Эрагоном — и как только их робость исчезла, остальные жители присоединились к ним. Даже группа любопытных воинов прижался к Хорсту в надежде рассмотреть малышку.
Спустя некоторое время, эльфы развернули свои длинные тела и так же приблизились. Увидев их, люди быстро шагнули в сторону, очищая путь к Хорсту. Кузнец напрягся и выпятил челюсть, словно бульдог, когда один за другим, эльфы согнувшись, рассматривали девочку, иногда шепча слово или два на древнем языке. Они, казалось, не замечали подозрительные взгляды, которые сельские жители бросали на них.
Только когда трое эльфов осталось в очереди, к ним присоединилась Эльва. Ей не пришлось долго ждать своей очереди. Хорст хоть и с явной неохотой опустил руки. и склонил колени, но он был настолько выше, что Эльве пришлось встать на кончики пальцев, чтобы рассмотреть ребенка. Эрагон стоял затаив дыхание, не в силах предугадать её реакцию.
Через несколько секунд Эльва пошла обратно, преднамеренно выбрав путь через палатку Эрагона.Через двадцать ярдов она остановилась и повернулась к нему.
Он склонил голову и поднял бровь.
Она коротко и отрывисто кивнула, и продолжила свой путь.
Когда Эрагон смотрел ей вслед Арья подошла к нему: — Ты должен гордиться тем, чего достиг, — прошептала она. — Ребенок хорошо сформирован, наши лучшие маги не смогли бы сделать лучше. Это добрый поступок подарить этой девочке лицо и будущее, и она никогда этого не забудет...Никто не забудет.
Эрагон видел, что она и все эльфы разглядывали его с видом новообретенного уважения — но это было одобрение и восхищение Арьи, и оно многое значило для него. — У меня был лучший из учителей, — ответил он совершенно тихим голосом. Арья не оспорила его утверждение. Вместе они наблюдали, как сельские жители кружились вокруг Хорста и его дочери, возбужденно что-то обсуждая. Не отводя взгляда от них, Эрагон склонился к Aрье и сказал, — Спасибо за помощь с Элейн.
— Не за что. Я всегда рада помочь.
Хорст повернулся и понес ребенка в палатку, чтобы Элейн могла увидеть свою новорожденную дочь, но толпа людей никак не расходилась. Когда Эрагон уже был сыт по горло рукопожатиями и ответами на вопросы, он попрощался с Aрьей, а затем ускользнул в свою палатку и закрылся.
"Если наc не атакуют, я не хочу видеть никого в течение следующих десяти часов, даже Насуаду,— сказал он Сапфире, когда бросился на свою раскладушку. — Ты скажешь Блёдхгарму, пожалуйста?
"Конечно, — сказала она. — Отдыхай, малыш, я тоже буду.
Эрагон вздохнул и провёл рукой по своему лицу, закрывая утренний свет. Его дыхание замедлилось, его ум начал блуждать, и скоро странные видения и звуки его снов наяву окутали его — реальные, но всё же воображаемые; яркие, прозрачные, как будто видения были сделаны из цветного стекла — и на какое-то время он смог забыть свои обязанности и мучительные события прошлого дня. И благодаря всем его мечтаниям и песни колыбели, словно шепот ветра, который наполовину услышан, наполовину забыт, это убаюкало его, с воспоминаниями о его доме, и мире детства.
НЕТ ПОКОЯ ДЛЯ УТОМЛЕННЫХ
Два гнома, два человека, и два ургала — члены отряда личной охраны Насуады, Ночных ястребов — стояли снаружи зала в замке, в котором Насуада организовала свой штаб.
Они уставились на Рорана пустыми блеклыми глазами. Он придал своему лицу отсутствующее выражение как если бы смотрел назад.
Это была игра в которую они играли и раньше.
Несмотря на скудность эмоций Ночных ястребов, он знал, что они сейчас заняты расчетом скорейшего и наиболее эффективного способа убить его. Он знал, потому что сам делал то же самое, несмотря на уважение к ним, которое он всегда проявлял.
"Я резко отступлю назад... этим немного растяну их ряды, — решил он. — Люди достигнут меня первыми, они явно быстрее чем гномы, а те замедлят продвижение ургалов, которые стоят позади... Нужно достать те алебарды, которые стоят поодаль от них. Это будет сложно, но, думаю, я смогу — как минимум одну из них. Возможно нужно бросить мой молот. Когда же у меня будет алебарда, я смогу держать остальных на расстоянии. У гномов не будет ни малейшего шанса выстоять, но с ургалами могут выйти трудности. Страшные звери... Если бы я использовал эту колонну как прикрытие, я бы смог...
Окованная железом дверь, расположенная меж двух рядов охранников, резко отворилась, издав скрипучий звук. Из нее вышел ярко одетый паж десяти или двенадцати лет от роду и объявил громче, чем это было необходимо: — Госпожа Насуада желает видеть тебя!
Некоторые из охранников вздрогнули и смутились, и их пристальный взор на секунду поколебался. Роран улыбнулся, когда миновал их, вошел в зал, зная что их упущение, проявившееся в равнодушии, могло позволить ему убить как минимум двоих прежде, чем они сумели бы среагировать. — "До скорой встречи,"— подумал он
Зал был большим прямоугольным и скудно украшенным помещением: неуместно маленький ковер лежал на полу, изъеденный молью гобелен висел на левой стене, и одно маленькое остроконечное арочное окно пронизывало правую стену. Каких-либо иных украшений этот зал был лишен. В один из углов был сдвинут длинный деревянный стол с нагроможденными на нем книгами, свитками и пустыми листами бумаги. Несколько массивных кресел, кожаная обивка которых была закреплена рядами потускневших медных гвоздей, были беспорядочно расставлены вокруг стола. Ни Насуада, ни дюжина суетившихся вокруг нее людей не изволили ими воспользоваться. Джормундура здесь не было, но Роран был в близких отношениях с некоторыми из присутствующих воинов: под началом одних он воевал, других он видел в деле во время боев или слышал истории о них от людей из своего окружения.
— ...и меня не волнует, что это вызовет у него боль в зобу! — воскликнула она и опустила правую руку на поверхность стола с громким хлопком. — Если у нас нет подков и многого другого, то мы можем уже начинать есть наших лошадей, невзирая на всю ту пользу, которую они могли бы нам принести. Я ясно выразилась?
Люди, к которым она обратилась, как один дали положительный ответ. Их голоса прозвучали запугано и сконфуженно. Роран нашел одновременно странным и впечатляющим, что Насуада, женщина, своим командованием заслужила такое уважение у воинов, уважение, которое они все разделяли. Она была одним из наиболее решительных и умных людей, из всех кого ему довелось узнать. И он был уверен, что она добилась бы успеха независимо от того, где бы ни родилась.
— Теперь идите, — сказал Насуада, и восемь человек проследовало мимо нее, она жестом подозвала Рорана к столу. Он терпеливо подождал пока она опустила перо в чернильницу и написала несколько строк на небольшом свитке, затем передала его одному из пажей и сказала: — Для гнома Нархайма. И на этот раз убедись, что ты получишь ответ до своего возвращения, или я отправлю тебя прислуживать ургалам.
— Да, госпожа! — сказал мальчик и умчался, перепуганный до смерти.
Насуада стала перелистывать стопку бумаг. Не глядя на него, она спросила: — Ты хорошо отдохнул, Роран?
Он удивился, что она интересуется этим. — Не особенно.
— Очень жаль. Ты всю ночь не спал?
— Часть ночи. Элейн, жена нашего кузнеца, вчера родила, но...
— Да, мне сообщили. Я так понимаю, ты бодрствовал всю ночь, пока Эрагон исцелял ребенка?
— Нет, я слишком устал.
— По крайней мере, ты проявил здравый смысл. — Проходя мимо стола, она взяла другой лист бумаги и тщательно изучила его перед тем, как положить его в свою стопку. Тем же самым прозаичным тоном, она сказала: — У меня есть задание для тебя, Молотобоец. Наши силы около Эроуза столкнулись с жестким сопротивлением — более серьезным, чем мы предполагали. Капитан Бригмен не смог разрешить эту ситуацию, и нам требуются его люди здесь ... Поэтому я посылаю тебя в Эроуз, чтобы заменить Бригмена. Лошадь ждет тебя около южных ворот. Тебе придется ехать так быстро, насколько это возможно до Фейнстера, затем от Фейнстера до Эроуза. Новые лошади будут ждать тебя каждые 10 миль отсюда до Фейнстера. Также тебе придется найти замену себе здесь на свое усмотрение. Я надеюсь, что ты достигнешь Эроуза в течение четырех дней. Как только вы остановитесь на отдых, останется примерно... три дня до конца осады. — Она посмотрела на него. — Неделю спустя, начиная с сегодняшнего дня, я хочу, чтобы наше знамя реяло над Эроузом. Мне не важно, как ты сделаешь это, Молотобоец; я просто хочу, чтобы это было сделано. Если у тебя не получится, у меня не останется выбора, кроме как послать Эрагона и Сапфиру в Эроуз, что оставит нас практически беззащитными перед возможной атакой Муртага или Гальбаторикса.
"И тогда Катрине будет угрожать опасность", — подумал Роран. Эта мысль оставила неприятное ощущение в желудке. Путь до Эроуза в течение четырех дней будет ужасным испытанием, особенно учитывая то, насколько больным и разбитым он был. Необходимость захвата города за столь короткое время была равносильна безумию. В общем, это задание было таким же привлекательным, как борьба с медведем с связанными за спиной руками.
Он почесал щеку, заросшую щетиной. — У меня нет никакого опыта, связанного с осадой, — сказал он. По крайней мере, не с такой осадой. Там должен быть кто-то еще из варденов, кто лучше подходит для этого задания. Как насчет Мартланда Рыжебородого?
Насуада сделала пренебрежительное движение. — Он не может ездить на полном скаку только с одной рукой. Ты должен быть более уверен в себе, Молотобоец. Есть и другие, среди варденов, кто знает больше об искусстве войны, это правда. Мужчины, которые участвовали дольше тебя в военных действиях, мужчины , которые получали наставления от лучших воинов. Но, когда мечи скрещены и битва началась, главным становится не знания или опыт, а победа. И этот трюк, ты, кажется, освоил. Более того, ты везучий.
Она положила бумагу на верхушку стопки и оперлась на нее руками. — Ты доказал, что умеешь бороться. Ты доказал, что можешь следовать приказам... когда они тебе по душе. — Он боролся с желанием пожать плечами, когда вспомнил мучительную, раскаленную добела плеть, которой его попотчевали после того, как он бросил вызов приказам капитана Эдрика. — Ты доказал, что можешь руководить отрядом. И так, Роран Молотобоец, давайте посмотрим, способен ли ты на нечто большее.
Он сглотнул. — Да,моя госпожа.
— Хорошо. Я назначаю тебя капитаном. Если ты справишься с заданием в Эроузе, можешь считать это назначение постоянным. По крайней мере, до тех пор, пока ты не докажешь, что заслуживаешь больших или меньших привилегий. — Она перевела свое внимание обратно на стол, начав перебирать гору свитков, видимо, в поисках чего-то скрытого под ними.
— Благодарю.
Насуада ответила слабым, уклончивым звуком.
— Сколько человек будет под моим командованием в Эроузе? — спросил Роран.
— Я предостаивла Бригману тысячу воинов для захвата города. Примерно восемьсот из них ещё способны сражаться.
Роран почти выругался вслух. — "Так мало."
Как будто услышав его, Насуада сухо сказала: — Нас заставили поверить, что оборону Эроуза будет легче сокрушить, чем это возможно на самом деле.
— Понятно. Могу я взять двух-трех человек из Карвахолла с собой? Вы сказали однажды, что позволите нам служить вместе, если мы...
—Да-да, — она махнула рукой. — Я помню,что я сказала. — Она поджала губы,считая. — Очень хорошо, возьми кого хочешь, только если вы уедете в течении часа. Дайте мне знать, скольких ты возьмешь с собой, чтобы я могла проследить за тем, чтобы нужное количество лошадей ожидало вас на всем пути.
— Могу я взять Карна? — спросил он, называя мага, с которым воевал вместе несколько раз.
Она остановилась и посмотрела на стену на мгновение, ее глаза были не сфокусированы. Затем, к его облегчению, она кивнула и возобновила поиски в груде свитков. — Ах,вот они. — Она вытащила тубу пергамента, перевязанную кожаным ремешком. — Карта Эроуза и его окрестностей, а также увеличенная карта провинции Фенмарк. Я предлагаю тебе изучить их обе наиболее тщательно.
Она протянула ему карты, которые он положил внутрь кителя. — И здесь, — сказала она, подавай ему прямоугольник сложенного пергамента, запечатанного каплей красного воска, — твои полномочия, и... — второй прямоугольник, толще, чем первый, — здесь твои поручения. Покажите их Бригману, но не позволяйте ему оставить их себе. Если я правильно помню, ты никогда не учился читать, не так ли?
Он пожал плечами. — Зачем? Я могу считать не хуже любого человека. Мой отец сказал, что обучение нас чтению имеет не больше смысла, чем обучение собаки ходить на задних ногах: забавно, но вряд ли стоит затраченных усилий.
— И я могла бы согласиться,если бы ты остался фермером. Но ты не сделал так. — Она жестом показала на свертки пергамента, которые он держал. — С твоими знаниями, один из этих свертков может оказаться листом указа о казни. Ты ограничен в использовании этих знаний, Молотобоец. Я не могу отправить тебе сообщения без того, что бы кто-то другой не прочитал их тебе, и если тебе понадобиться сообщить что-то мне, не будет выбора, кроме как довериться одному из твоих подчиненных, чтобы записать твои слова точно. Это делает тебя человеком, которым легко манипулировать и не заслуживающим доверия. Если ты надеешься на дальнейшее продвижение у варденов, я предполагаю найти тебе кого-то, чтобы он научил тебя чтению. Теперь уходи; есть и другие вопросы, которые требуют моего внимания.
Она щелкнула пальцами и один из слуг подбежал к ней. Положив руку на плечо мальчика, она наклонилась до его уровня и сказала:
— Я хочу,чтобы ты привел Джормундура сюда. Ты найдешь его где-то около уличного рынка, где эти три дома... — Она перестала говорить и подняла бровь, как только заметила, что Роран не сдвинулся с места.
— Есть что-то еще,Молотобоец? — спросила она.
— Да. Прежде чем отправиться, я хотел бы увидеть Эрагона.
— И зачем это?
— Большинство защитных заклинаний, которыми он окружил меня перед битвой, уже рассеялись.
Насуада нахмурилась, потом сказала пажу: — Тот уличный рынок, где эти три дома были сожжены. Ты знаешь место, которое я имею в виду? Верно, теперь иди. — Она похлопала мальчика по спине и встала прямо, как только он выбежал из комнаты. — Было бы лучше, если бы ты этого не делал.
Ее заявление смутило Рорана, но он молчал, ожидая, что она обьяснит. Что она и сделала, но иносказательно: — Ты заметил, насколько усталым был Эрагон во время моей аудиенции с котами-оборотнями?
— Он едва стоял на ногах.
— Совершенно верно. Его силы слишком истощены, Роран. Он не может защитить тебя, меня, Сапфиру, Арью, и кто знает, кого еще он защищает с помощью своих сил. Ему нужно приумножить силу прежде, чем ему придется сразиться с Муртагом и Гальбаториксом. И чем ближе мы подбираемся к Урубаену, тем важнее, чтобы он был готов противостоять им в любой момент, ночью или днем. Мы не можем позволить всем другим заботам ослабить его. Было благородно с его стороны вылечить "заячью губу" ребенка, но этот поступок может стоить нам войны!
— Ты сражался без помощи магии, когда раззаки напали на вашу деревню в Спайне. Если ты заботишься о своем двоюродном брате, если ты заботитишься о победе над Гальбаториксом, ты должен научиться снова сражаться без помощи магии.
Когда она закончила, Роран опустил голову. Она была права.
— Я отбуду сразу же.
— Я ценю это.
— С вашего позволения...
Обернувшись, Роран шагнул к двери. Когда он почти переступил порог, Насуада крикнул: — О, и Молотобоец?
Он оглянулся с любопытством.
— Постарайтесь не сжечь Эроуз, хорошо? Города довольно трудно восстанавливать.
ТАНЕЦ С МЕЧАМИ
Эрагон стучал каблуками по краю валуна, он сидел, скучал, и ему не терпелось уйти.
Он, Сапфира, и Арья, а также Блёдхгарм и другие эльфы, отдыхали на берегу рядом с дорогой, которая шла на восток от города Белатона: в восточном направлении через поля спелого зерна, через широкий каменный мост, который аркой пересекал реку Джиет; и затем огибала южную точку озера Леона. Там дорога разветвлялась, одна часть поворачивала направо, в сторону Пылающих равнин и Сурды, другая поворачивала на север, в сторону Драс-Леоны и, в конечном итоге, к Урубаену.
Тысячи людей, гномов и ургалов толпились около восточных ворот Белатоны и внутри городских стен - это вардены пытались организовать бойцов в упорядоченные отряды. В добавок к собранной колоне пеших воинов, прибавлялась кавалерия короля Оррина — множество скачущих и фыркающих лошадей. А за боевой частью армии на полторы мили растянулся обоз — цепь повозок и тележек, окруженная стадами скота, взятого варденами из Сурды и пополняемого подходящими животными с ферм, встречавшихся на пути. Из обоза доносилось мычание быков, рев мулов и ослов, крики гусей и ржание ломовых лошадей.
От всего этого Эрагону хотелось заткнуть чем-нибудь уши.
"Могли бы и быстрее управиться, учитывая, сколько раз они уже это делали", — сказал он Сапфире, спрыгивая с валуна.
Она принюхалась. — "Нужно меня сделать главной, я бы их так испугала, что построились бы за час, и мы бы не ждали так долго."
[hr][br]
Я не злопамятный, я просто злой, а вот память у меня плохая. Совсем склероз замучил: отомщу, забуду, и еще раз отомщу.
|
| |
| |
| коля | Дата: Воскресенье, 06.05.12, 20:46 | Сообщение # 8 |
|
Санин
Группа: Администраторы
Сообщений: 877
Статус: Offline
| Эта мысль развесилила его. — "Уверен, ты бы смогла... Хотя лучше проявить осторожность в словах, иначе Насуада может заставить тебя так сделать."
Затем мысли Эрагона обратились к Рорану, которого он не видел с той ночи, когда вылечил ребенка Хорста и Элейн. Он гадал, как там его брат, и тревожился из-за того, что оставил его далеко позади.
— Чертовски дурацкий поступок, — пробормотал Эрагон, вспоминая, как Роран ушел, не дав обновить свои защитные заклинания.
"Он опытный охотник, — заметила Сапфира. И достаточно умен, чтобы не позволить добыче схватить его самого."
"Я знаю, но иногда невозможно об этом не думать... Просто для него же лучше быть осторожным. Не хочу, чтобы он вернулся домой искалеченным или, еще хуже, завернутым в саван."
Постепенно мрачное настроение покинуло Эрагона, он встряхнулся и попрыгал на месте, чувствуя желание потренироваться перед тем, как провести несколько часов на спине Сапфиры. Его радовала возможность полетать с ней, но не нравилась перспектива смотреть на одни и те же двенадцать миль целый день, кружась, будто стервятник, над медленно движущимися войсками. В одиночку он с Сапфирой достиг бы Драс-Леоны, самое позднее, к полудню.
Он отошел с дороги на относительно ровную площадку, покрытую травой. Затем, не обращая внимания на взгляды Арьи и других эльфов, он вытащил Брисингр и принял защитную позу, которой Бром очень давно научил его. Он медленно вдохнул и застыл в низкой стойке, чувствуя поверхность земли сквозь подошвы ботинок.
С коротким и резким вскриком он взмахнул мечом над головой и обрушил его вниз косым ударом, который разрубил бы надвое любого человека, эльфа или ургала вместе со всей их броней. Он остановил меч меньше чем в дюйме от земли, клинок слегка дрожал в его руке. Синева металла казалось очень яркой, почти нереальной на фоне травы.
Эрагон вдохнул еще раз и рванулся вперед, вонзая клинок в воздух словно в своего злейшего врага. Так он друг за другом отрабатывал основные приемы боя на мечах, сосредоточившись не столько на скорости или силе, сколько на точности.
Когда от упражнений по телу разлилось приятное тепло, он повернулся к своим телохранителям, которые стояли полукругом в некотором отдалении.
— Не скрестит ли кто-нибудь свой меч с моим на несколько минут? — спросил он, повысив голос.
Эльфы переглянулись, но их лица ничего не выражали. Затем эльф Вирден выступил вперед.
— Я готов, Губитель Шейдов, если Вам будет угодно. Однако прошу Вас надеть шлем на время боя.
— Хорошо.
Эрагон вложил Брисинг в ножны, подбежал к Сапфире и взобрался на нее, зацепившись большим пальцем за ее чешую, как делал всегда. На нем была мужская рубаха, наголенники и нарукавники, но он положил свой шлем в одну из седельных сумок, чтобы он не потерялся в траве.
Когда он достал шлем из сумки, он увидел Элдунари, сердце сердец Глаэдра, завернутое в платочек, и лежащее на дне. Он наклонился и дотронулся до узелка платочка, как бы отдавая дань тому, что осталось от величественного золотого дракона, затем закрыл седельную сумку и слез со спины Сапфиры.
Эрагон надел шлем, поскольку возвращался к площадке. Он слизнул кровь с большого пальца и надел перчатку, надеясь, что не слишком много крови впитается в нее. Используя разные варианты одного и того же заклинания, он и Вирден создали тонкие барьеры — невидимые, создающие лишь небольшие воздушные искажения вокруг их мечей, в результате чего, мечи тупятся. Они также снизили барьер, который защищал их от физической опасности.
Тогда Эрагон и Вирден приняли позиции друг перед другом, поклонились и подняли свои мечи. Эрагон уставился в черные, немигающие глаза эльфа, так как Вирден тоже смотрел на него. Наблюдая за ним пристальным взглядом, Эрагон чувствовал его движение наперед, и попытался обойти Вирдена с правой стороны, где у эльфа, держащего в правой руке меч, было меньше шансов защититься.
Эльф медленно повернулся, приминая траву под ногами, пытаясь постоянно видеть лицо Эрагона. Сделав еще несколько шагов, Эрагон остановился. Вирден был внимательнее и опытнее, чем Эрагон, и ему было трудно обойти эльфа; он никогда не найдет слабого места в обороне Вирдена. — "Разве только... ну конечно, я отвлеку его".
Но прежде чем он придумал новую стратегию, Вирден сделал ложный выпад к правой ноге Эрагона, метя ему в колено, затем в середине выпада, изменил направление, выкручивая свое запястье и руку и нанося удар поперек груди и шеи Эрагона.
Будучи быстрым как эльф, Эрагон быстро среагировал. Когда он заметил изменения в направлении меча, Эрагон отступил на полшага, согнул локоть и поставил меч поперек своего лица.
— Ха! — вскричал Эрагон, ударив своим Брисингром о меч Вирдена. Лезвия лязгнули в момент соприкосновения.
С усилием Эрагон оттолкнул Вирдена назад, затем прыгнул на него, нанося ему разъяренные удары.
В течение нескольких минут, они сражались на площадке. Сначала Эрагон коснулся мечом бедра Вирдена, потом еще раз, но после этого их бой был однообразен, так как эльф усвоил урок и начал просчитывать возможные нападения и защиту. Эрагону редко когда появлялась возможность сразиться с таким сильным и быстрым противником как Вирден, поэтому он наслаждался поединком.
Его удовольствие, все-таки, исчезло, когда Вирден коснулся его четыре раза подряд: первое - в плечо, второе - по ребрам, и двойное, затяжным ударом, в живот. Удары причиняли боль, но гордость Эрагона страдала сильнее. Его волновало то, что эльф так легко уходил от его выпадов. Эрагон знал, что, если бы они сражались по-настоящему, Вирден победил бы его еще в самом начале , и эта мысль не приносила облегчение.
"Ты не должен позволять ему наносить тебе столько ударов", — заметила Сапфира/
"Я прекрасно понимаю это",— прорычал Эрагон.
"Хочешь я прихлопну его ради тебя?"
"Нет ...не сегодня"
Его настроение испортилось, Эрагон опустил свой меч и поблагодарил Вирден за спарринг. Эльф поклонился и сказал: — Всегда пожалуйста, Губитель Шейдов, — затем вернулся на свое место среди своих товарищей.
Эрагон ковырял Брисингром землю под ногами — то, что он никогда не сделал бы мечом из обычной стали — и оперся на эфес, наблюдая за людьми и животными, проходившими по дороге, ведущей из города. Буря существенно уменьшилась, и Эрагон знал, что не пройдет много времени, перед тем, как рог призовет к дальнейшему продвижению.
Тем временем, он чувствовал себя по-прежнему неотдохнувшим.
Эрагон вглянул на Арью, стоящую рядом с Сапфирой, с улыбкой. Положив Брисинг на плечо, он вальяжно подошел к ее мечу. — Арья, как насчет тебя? Мы сражались один единственный раз в Фартхен Дуре. — Его улыбка стала шире, и он взмахнул Брисингром. — С тех пор, я научился кое-чему.
— Ты и должен был.
— Ну так что?
Она бросила критический взгляд в сторону варденов, затем пожала плечами. — Почему бы и нет?
Пока они шли к тренировочной площадке, Эрагон сказал: — Ты не победишь меня так легко, как раньше.
— Я уверена, что ты прав.
Арья приготовила свой меч, и они отошли друг от друга приблизительно на тридцать шагов. Чувство уверенности быстро овладело Эрагоном, он уже знал, куда собирается нанести удар: в ее левое плечо.
Арья осталась стоять и не пыталась уклониться от него. Когда он был менее чем в четырех метрах, она тепло улыбнулась ему, и ослепительная улыбка лишь подчеркивала ее красоту, Эрагон дрогнул, его мысли рассредоточились в неразберихе.
Линии блестящей стали сверкнули в его сторону.
Эрагон запоздало поднял Брисинг, чтобы отклонить удар. Его рука отклонилась из-за толчка, так как кончик меча ударился о что-то — рукоятку, лезвие или плоть, но Эрагон был уверен, что что бы это ни было, он недооценил расстояние, и что его ответ оставил его незащищенным от нападения.
Прежде, чем он смог предпринять что-то большее, чем просто выпад, другой удар дотронулся до руки, держащей меч; потом возникла резкая боль в солнечном сплетении, поскольку Арья ударила по нему, заваливая Эрагона на землю.
Эрагон вздохнул, когда приземлился на спину, и воздух вырвался из груди. Он смотрел в небо и схватал воздух ртом, но его живот был похож на камень и Эрагон не мог наполнить легкие воздухом. Красные пятнышки плясали перед ним, и в течение нескольких секунд, Эрагон думал, что потеряет сознание. Позже его мышцы расслабились, и он стал шумно втягивать в себя воздух.
Как только в его голове прояснилось, он медленно поднялся на ноги, пользуясь Брисингром как опорой. Он облокотился на меч, стоя как сгорбленный старик, ожидая, когда боли в животе прекратятся.
— Ты обманула, — сказал он сквозь стиснутые зубы.
— Нет, я использую слабость моего противника. Есть разница.
— Ты думаешь ... это слабость?
— Когда мы боремся - да. Хочешь продолжить?
Он согласился, выдернув Брисингр из дерна и подойдя туда, откуда начал, и поднял свой меч.
— Хорошо, — сказала Арья. Она заняла такую же позу, как у него.
На сей раз Эрагон был намного осторожнее, когда согласился с нею, и Арья не осталась в том же самом месте. Она двинулась осторожными шагами, а её ясные, зеленые глаза не оставляли его.
Она дернулась, и Эрагон вздрогнул.
Он понял, что задерживал своё дыхание и заставил себя расслабиться.
Еще один шаг вперед и затем он напал со всей своей скоростью и мощью.
Она заблокировала его выпад к ребрам и ответила ударом в его открытую подмышку. Притупленный край ее меча скользнул по задней части его свободной руки, царапнув по броне нашитой на его рукавицу, когда он отбил лезвие прочь. В тот момент туловище Арьи было открыто, но они были слишком близки для Эрагона, чтобы эффективно нанести режущий удар или укол.
Вместо этого, он сделал выпад в её грудину навершием меча, думая сбить её на землю, как она это сделала с ним.
Она крутанулась в сторону, и клинок рассек пространство там, где она была, в то время как Эрагон пролетел вперед.
Не зная, как это произошло, он обнаружил себя стоящим неподвижно с одной рукой Арьи обвитой вокруг его шеи, а прохладная, скользкая поверхность её очарованного лезвия, прижималась к боковой стороне его горла.
Сзади него Арья шепнула ему в правое ухо. — Я могла бы отрезать твою голову так же легко, как сорвать яблоко с дерева.
Тогда она выпустила его и оттолкнула. Сердитый, он обернулся и увидел, что она уже ждёт его со своим мечом на изготовки, полная решимости.
Поддавшись своему гневу, Эрагон бросился к ней.
Они обменялись четырьмя ударами, каждый новый страшнее предыдущего. Арья ударила первой по его ногам. Он парировал и резким крестообразным движением попытался достать до ее талии, но Арья увернулась от Брисингра. Не позволяя ей ответить, он упорно преследовал Арью петлеобразными хитрыми махами, которые она блокировала с обманчивой непринужденностью. Потом она наклонилась и легким прикосновением, как крылья колибри, провела своим мечом по его животу.
Арья сохраняла позицию, как до их столкновения, ее лицо было в дюймах от его. Ее лоб блестел, и щеки ее пылали.
С преувеличенной заботой, они разошлись.
Эрагон поправил свою тунику, потом присел на корточки рядом с Арьей. Ярость схватки все еще жгла его, не давая сосредоточиться.
—Я не понимаю, — сказал он.
— Ты привык сражаться с солдатами Гальботорикса. Они не соответствуют твоему уровню, поэтому ты ведешь себя рискованно, что в противном случае привело бы к твоему проигрышу. Твои атаки слишком очевидны — ты не должен полагаться на грубую силу — и поэтому ты стал слабым в защите.
— Ты мне поможешь? — спросил Эрагон. — Ты будешь упражняться со мной когда сможешь?
Она кивнула. — Конечно. Но когда я не смогу, то иди к Блёдхгарму за помощью. Он владеет клинком так же хорошо, как и я. Практика — вот что тебе нужно, практика с подходящим партнером.
Эрагон только открыл рот, чтобы поблагодарить ее, когда почувствовал присутствие другого сознания в своей голове, полного глубокой меланхолии: печаль была столь огромной, что у Эрагона напряглось горло, и цвета мира потеряли свой блеск. И медленным, низким голосом, прилагая большие усилия, как будто это было борьбой, золотой дракон Глаэдр сказал:
"Ты должен научится... видеть то, на что ты смотришь."
Тогда чувство вмешательства исчезло, оставив после себя черную пустоту.
Эрагон посмотрел на Арью. Она выглядела так же, как и он; она тоже слышала слова Глаэдра. Вдали, Блёдхгарм и другие эльфы суетились и перешептывались и бормотали, пока с краю дороги Сапфира вытянула шею, пытаясь посмотреть в сумки, привязанные к ее спине.
Они все услышали понял Эрагон
Вместе он и Арья поднялись с земли и подбежали к Сапфире, которая сказала: — "Он не ответит мне; где бы он ни был, он вернулся; но он не будет слушать никого кроме своей печали. Вот смотри..."
Эрагон объединил свои мысли с Сапфирой и с Арьей, и втроем они обратились к сердцу сердец Глаэдра, лежащему в седельной сумке. То, что осталось от дракона, чувствовало себя лучше, но его разум по-прежнему был закрыт для общения, его сознание, вялое и безразличное, осталось таким же с тех пор как Гальботорикс убил его всадника, Оромиса.
Эрагон Сапфира и Арья попытались разбудить дракона. Тем не менее, Глаэдр стойко игнорировал их, обращая на них не больше внимания, чем пещерный медведь во время спячки обращает внимание на мух летающих вокруг его головы.
Хотя Эрагона не покидала мысль, что безразличие Глаэдра было не таким глубоким, как казалось, учитывая сказанное им.
Все трое признали своё поражение и отошли. Когда Эрагон вернулся в свое сознание, Арья сказала: — Возможно, если бы мы могли прикоснуться к его Элдунари...?
Эрагон вложил Брисингр в ножны, затем прыгнул на переднюю лапу Сапфиры и потянул седло, прикрепленное к ее спине. Он повертелся на месте, работая над застежками седельных сумок.
Он расстегнул одну застежку и начал расстегивать другую, когда медный рог зазвучал, призывая всех двигаться дальше. Огромный караван людей и животных потянулся вперед, продвигающейся медленно в начале, а затем становящийся более уверенным в ходьбе.
Эрагон взглянул на Арью. Она решила его дилемму, махая и говоря: — Вечером, мы поговорим вечером. Иди! Лети как ветер!
Эрагон быстро закрепил застежки, затем подвигал ногами по обеим сторонам седла, и затянул их туже, чтобы он не упал во время полета.
Потом Эрагон сел, и Сапфира, с радостным ревом, выскочила на дорогу. Люди под ней съежились, а лошади понеслись, когда она развернула свои крылья и захлопала ими, улетая от жесткой, недружелюбной земли, вверх, к небесам.
Эрагон закрыл глаза и задрал голову вверх, радуясь, что наконец-то оставил Белатону. Проведя неделю в городе и ничего не делая, кроме отдыха и еды, он стремился возобновить путешествие к Урубаену.
Когда Сапфира выровняла полёт, Эрагон спросил: — "Ты думаешь Глаэдр восстановится?"
"Он никогда не будет таким как прежде."
"Нет, но я надеюсь, что он найдет способ преодолеть свое горе. Мне нужна его помощь, Сапфира. Есть еще так столько много вещей, которых я еще не знаю. Без него мне не у кого спрашивать."
Она молчала какое-то время, было слышно только хлопанье её крыльев. — "Мы не можем его торопить, — сказала она. — Он пострадал худшим способом из всех существующих. Прежде чем он сможет помочь нам, он должен решить, что он хочет продолжать жить. Пока он не решит, наши слова не найдут его."
НИ ЧЕСТИ, НИ СЛАВЫ, ЛИШЬ МОЗОЛИ В НЕУДАЧНЫХ МЕСТАХ
Лай собак за их спинами становился все громче, свору вел запах крови.
Роран крепче сжал вожжи и нагнулся к шее своего скакуна. Стук копыт коня отдавался дрожью по его телу.
Он и еще пятеро мужчин — Карн, Мандель, Балдор, Дельвин и Хамунд — украли свежих лошадей из конюшни усадьбы менее чем в полумили отсюда. Конюхи не сильно обрадовались краже. Но вида мечей оказалось достаточно, чтобы преодолеть свои возражения, но конюхи обязательно должны были переполошить охранников усадьбы, как только Роран и его сотоварищи ускакали, а за ними в погоню помчались с десяток охранников во главе со сворой охотничьих собак.
— Туда! — крикнул он и указал на узкую полосу берез, которые простирались между двумя близлежащими холмами, и без сомнений направился вдоль ручья.
Повинуясь его словам, мужчины увели своих лошадей с хорошо наезженной дороги и направились в сторону деревьев. Пересеченная местность заставила их замедлить свой стремительный темп, но незначительно, несмотря на риск того, что лошади могут угодить копытом в яму или сбросить наездника. Это было опасно, ведь опасность, что собаки смогут их загнать все еще сохранялась.
Роран, уперев шпоры коню в бока, крикнул: — Ях! — настолько громко, насколько он мог, поскольку пыль забилась ему в горло. Мерин скакал вперед и, шаг за шагом, стал догонять Карна.
Роран знал, что его лошадь скоро достигнет состояния, при котором она больше не может ускорятся независимо от того, как сильно он понукает ее шпорами или ударяет концами поводья. Он терпеть не мог быть жестоким, и у него не было никакого желания доводить бедное животное до смерти, но он не может беречь лошадь, если это означало провал их миссии.
Поравнявшись с Карном, Роран спросил: — Разве ты не можешь скрыть наши следы с помощью заклинания?
— Я не знаю как! — ответил Карн, едва слышимый из-за порывов ветра и звука скачущих лошадей. — Это слишком сложно!
Роран выругался и посмотрел через плечо. Собаки были уже поблизости от последнего поворота дороги. Казалось, они парят над землей, их длинное, худой тело и яростный взор. Даже на таком расстоянии Роран мог разглядеть красные языки, и ему показалось, он увидел блеск белых клыков.
Когда они добрались до деревьев, Роран повернулся и начал взбираться на холмы, находясь так близко, как это возможно, к линии берез, чтобы не цепляться за низко растущие ветви или не свалится по склону . Другие делали то же самое, кричали на лошадей, чтобы те не останавливались, таким темпом они мчались вверх по склону.
Роран бросал взгляды на Манделя, ехавшего справа от него; Мандель приник к шее свой пестрой лошади с диким выражением на лице. Молодой человек произвел впечатление на Рорана своей стойкостью и силой духа за прошедшие три дня. С тех пор, как отец Катрины, Слоан, предал жителей Карвахолла и отца Манделя, Мандель из кожи вон лез, чтобы доказать, что он в таком же положении как и все жители деревни; он с честью сражался в последних двух сражениях между варденами и Империей.
Толстый сук приближался к голове Рорана. Он нагнулся, слыша и чувствуя как сухие прутики дотронулись до его шлема. Оторванный лист упал на правый глаз Рорана, но порыв ветра унес его.
Дыхание мерина становилось все более тяжелым, они продолжали подниматься вверх по склону холма. Роран посмотрел через плечо и увидел, что стая гончих отстовала от них менее чем на четверть мили. Еще несколько минут и они настигнут лошадей.
"Чёрт возьми! — подумал Роран. Его взгляд метался назад и вперед сквозь плотный строй деревьев слева от него и травянистый холм справа от него, в поисках чего-нибудь , что могло бы помочь им скрыться от преследователей.
Он плохо соображал от усталости, что чуть было не пропустил его.
Ярдах двадцати впереди, изогнутый след оленя спускался вниз по склону холма, пересекал его тропинку, а затем исчезал в деревьях.
— Стоп!...Стоп! — закричал Роран, откинувшись назад на стременах и взяв в руки поводья. Мерин замедлился до рыси, протестующе фыркнув и взбрыкнув своей головой, пытаясь укусить его зубами. — О, нет, ты не сможешь, — зарычал Роран, и еще сильнее потянул за поводья.
— Быстрее! — он обратился к остальным членам группы, повернул своего коня и вошел в чащу. Здесь было прохладно, почти холодно, что было огромным облегчением, поскольку Рорану было очень жарко. У него было всего лишь мгновение, чтобы насладиться ощущением, так как конь поскакал вниз по берегу ручья, чтобы напиться. Опавшие листья шуршали под его копытами. В попытке не упасть с коня, Рорану пришло полностью прижаться к спине коня, его ноги быстро бились, а колени были плотно прижаты к бокам лошади.
Когда они достигли нижней части ущелья, скакун помчал по каменистому дну ручья, брызги воды поднимались выше колен Рорана. Он остановился на противоположном берегу, чтобы удостоверится, что другие по прежнему с ним. В этот момент все они пробирались вниз сквозь деревья.
В том месте, где они вошли в чащу послышался лай собак.
— Нам придется вернуться и сразиться, — подумал он.
Он снова повернулся и отъехал чуть дальше от потока, карабкаясь по мягкому замшелому склону, они продолжали оставлять за собой цепочку следов.
Недалеко от ручья стояла стена папоротников, а за ней - ложбина. Роран приметил упавшее дерево и подумал, что оно могло бы служить временным укрытием, если оттащить его на то место.
"Остается только надеяться, что среди них нет лучников", — подумал он.
Он махнул своим людям: — Сюда!
Управляя поводьями, он повел лошадь в заросли папоротника, затем выбрался из седла, по прежнему держась за лошадь. Когда его ноги коснулись земли он пошатнулся, устояв на ногах только потому, что продолжал держаться за лошадь. Он поморщился и прижался лбом к крупу лошадь, дрожь в ногах постепенно начала проходить.
Остальная часть группы столпилась вокруг него, наполняя воздух вонью пота и звоном упряжи. Лошади вздрагивали, их грудь вздымалась и желтая пена капала из уголков рта.
— Помоги мне,— сказал он Балдору, и указал на упавшее дерево.
Они взялись своими руками за толстый конец бревна и спустили его на землю. Роран стиснул зубы, когда его спина и бедра заныли от боли. Езда во весь опор в течение трех дней — в сочетании меньше чем с тремя часами сна на каждые двенадцать, проведённых в седле — сделала его пугающе слабым.
"Я мог бы с таким же успехом вступить в бой пьяным, больным или избитым", — Роран положил бревно и выпрямился.
Шесть человек расположились перед лошадьми, стоящими около примятого папоротника. Снаружи ложбины охотничьи крики казались громче, чем когда-либо, их крики эхом отдавались от деревьев.
Роран напрягся и поднял свой молот повыше. Сквозь громкий лай собак он услышал ритмичную мелодию на древнем языке, исходящей от Карна, и от силы содержащейся в этих словах у Рорана по спине побежали мурашки. Заклинатель произнес несколько коротких строк, говоря так быстро, что его слова соединялись в неясный лепет. Как только он закончил, он указал на Рорана и других, и напряженно прошептал: — Ложись!
Без лишних раздумий Роран опустился на корточки. В очередной раз, он проклинал судьбу за то что не мог пользоваться магией самостоятельно. Из всех навыков которые мог иметь воин, этот был самый наиболее полезен, его отсутствие оставляло Рорана на милость тех, кто мог изменить мир не больше чем с помощью их желания и слова.
Папоротник перед ним зашелестел и покачнулся, а затем собака сквозь листву толкнула его черным кончиком морды на которой дергался ее нос. Дельвин хмыкнул и занес свой меч намереваясь отрубить собаке голову, но Карн зашипел и махал руками до тех пор, пока Дельвин не опустил свой клинок.
Пес обнюхивая его лоб, выглядел явно озадаченным. Он принюхался еще раз, затем облизал его налитые кровью щеки пурпурным языком, и удалился.
Как только собака скрылась из виду, Роран, задержавший дыхание, медленно выдохнул. Он посмотрел на Карна и приподнял бровь в надежде получить объяснения, но Карн только покачал головой и прижал палец к губам.
Несколько секунд спустя еще две собаки прошли через их подлесок, осматривая ложбину, и после короткого времени они скрылись из виду. Вскоре свора заскулила и залаяла, и они бросились в подлесок, пытаясь вычислить где прячется их добыча.
Пока он сидел в укрытие, Роран заметил, что его штаны блестели от нескольких темных пятен на внутренней стороне бедра. Он провел по ним, и его пальцы окрасились в кровь. Каждое пятно отмечало место волдыря. Но они были не единственными; Роран чувствовал волдыри на своих руках — там, где поводья натерли участок между большим и указательным пальцами; и на своих ногах — пятка, натертая от каблука; и в других, еще более неудобных местах.
С выражением отвращения, он вытер пальцы о землю. Он посмотрел на своих людей, на то, как они притаились и опустился на колени, и он увидел дискомфорт на их лицах,когда они двигались.Они были не в лучшем состоянии чем он.
Роран решил, что когда в следующий раз они остановятся на ночлег, он попросит Карна вылечить свои раны. Если маг окажется слишком уставшим, Роран воздержится от исцеления своих ран, он предпочтет терпеть боль, чем позволит Карну тратить силы прежде, чем они достигнут Эроуза, Роран считал что навыки Карна могут оказаться весьма полезными при штурме города.
Мысли о Эроузе и осаде, которую он должен был как-то выиграть, заставили Рорана прижать свободную руку к груди, чтобы проверить, что письмо, содержащее приказы, которые он не мог прочесть, и доверенность, которая вызывала сомнения, в том, что он сможет ее оправдать, все еще были благополучно скрыты в его тунике. Они были там.
После нескольких долгих, напряженных минут, одна из собак начала взволнованно лаять где-то среди деревьев выше по течению. Другие собаки бросились в этом направлении и возобновили свой громкий лай, что означало, что они находятся в непосредственной близости от своей добычи.
Когда лай смолк вдали, Роран медленно выпрямился во весь рост и оглядел деревья и кустарники. — Чисто, — сказал он, все еще приглушенным голосом.
Пока остальные стояли, Хамунд — высокий, лохматый, с глубокими морщинками вокруг рта, хотя он был всего лишь на год старше Рорана — повернулся к Карну и, нахмурившись, сказал: — Почему ты не сделал этого раньше, вместо того, чтобы заставлять нас ездить по округе и чуть не сломать шею, спускаясь по холму? — Он жестом показал на ручей сзади них.
Карн ответил таким же сердитым голосом:
— Потому что я не подумал об этом тогда, вот почему. Учитывая то,что я избавил вас от неудобств получить множество маленьких отверстий в вашей спине, думаю, вы могли бы хоть немного поблагодарить меня.
— Неужели? Ну,я думаю ты должен был потратить больше времени, работая над своим заклинанием прежде, чем нас стали преследовать на пол пути кто— знает— где и ....
Опасаясь что их доводы могут обернуться опасностью, Роран встал между ними и сказал Карну: — Ты можешь скрыть нас от охранников?
Карн покачал головой. — Людей сложнее обмануть, чем собак. — Он перестал пренебрежительно смотреть на Хамунда. — Большинство из них, по крайней мере. Я могу скрыть нас, но я не могу скрывать наши следы. — И он указал в сторону тропинки из затоптанных папоротников, а также следов копыт, впечатавшихся во влажную почву. — Они знают, что мы здесь. Мы скроемся, прежде чем они увидят нас, но собаки почуют нас и они...
— По коням! — приказал Роран.
Бормоча вперемешку ругательства и проклятия, мужчины взобрались обратно на коней. Роран оглянулся на заросли в последний раз, чтобы убедиться, что они ничего не забыли, и осадив коня, направил скакуна вперед — во главу группы всадников.
И вместе они выскочили из-под тени деревьев далеко от ложбины, продолжая тем самым свое, казалось бы, бесконечное путешествие в Эроуз. Что он будет делать, как только они доберутся до города, Роран не имел ни малейшего представления.
ПОЖИРАТЕЛЬ ЛУНЫ
Идя по лагерю варденов, Эрагон разминал плечи, пытаясь избавиться от назойливой боли в шее — последствие тренировочного боя с Арьей и Блёдхгармом.
Взобравшись на небольшой холм, стоявший словно одинокий остров среди моря палаток, он уперся руками в бока и замер, любуясь пейзажом. Перед ним расстилался сверкающий в сумерках простор озера Леона, отражающий оранжевые огни лагеря в своих волнах. Дорога, по которой двигались вардены пролегала между палатками и берегом: широкая полоса, мощенная камнем и залитая цементным раствором, была построена, как сказал ему Джоад, задолго до того как Гальбаторикс уничтожил всадников. Четверть мили севернее находилась маленькая приземистая деревня, расположенная рядом с водой; Эрагон знал, жители вовсе не рады военному лагерю на их пороге.
"Ты должен научиться ... видеть, то на что ты смотришь."
После того как Эрагон покинул Белатону, он потратил много часов обдумывая совет Глаэдра. Он не был уверен, что именно имел в виду дракон, а так как Глаэдр отказался говорить что-либо еще после своего загадочного заявления, Эрагон решил истолковать его поручение в буквальном смысле. Он действительно стремился смотреть на все что находилось перед ним, каким бы маленьким и незначительным это не казалось, и понять смысл того, на что смотрит.
Он пробовал, однако чувствовал, что его идея с треском провалилась. Куда бы он ни посмотрел, везде он подмечал каждую мелочь, но все равно был уверен, что есть что-то, что не доступно его пониманию. К сожалению, он редко понимал то, что видел. Так же, как он не понимал того, почему не было дыма из трех труб в домах рыбацкой деревеньки.
Несмотря на ощущение, что всё это тщетно, усилия оказались полезными хотя бы в одном отношении: Арья не побеждала его каждый раз, когда они скрещивали клинки. Он наблюдал за ней с удвоенным вниманием, изучая ее, как оленя во время охоты и, как следствие, он выиграл несколько поединков. Тем не менее, он до сих пор уступал ей во владении мечом. И он не знал, ни того чему ему нужно учиться, ни того кто смог бы научить его, быть таким же искусным фехтовальщиком, как она.
"Возможно, Арья права, и опыт лучший наставник, который может помочь мне теперь, — размышлял Эрагон. — Опыт требует времени, а времени всё меньше. Мы будем в Драс-Леоне в ближайшее время, а затем и в Урубаене. В лучшем случае несколько месяцев и мы столкнёмся лицом к лицу с Гальбаториксом и Шрюкном."
Он вздохнул и потер лицо, пытаясь увести мысли в другое, менее тревожное, направление. Всегда он возвращался к тем же сомнениям, переживая, как собака с мозговой косточкой, и это только усиливало все его тревоги.
Все еще размышляя, он продолжал спускаться с холма. Он бродил среди темных палаток, двигаясь по направлению к своим, но уделяя мало внимания точному пути. Как и всегда, ходьба помогала ему успокоиться. Люди, мимо которых он проходил, при встрече прикладывающих к кулак груди и мягко приветствующих его "Губитель Шейдов", Эрагон вежливо кивал.
Так он прогуливался в течение четверти часа, останавливаясь и взвешивая свои мысли, когда пронзительный тон женщины, описывающей что-то с большим энтузиазмом, прервал его размышления. Заинтересованный, он двинулся к палатке, которая стояла отдельно от остальных, у основания корявой ивы, единственного дерева, которое армия не срубила на дрова.
Там, под кроной ветвей, он увидел самую странную из вещей, что когда-либо видел.
Двенадцать ургалов, включая их военачальника Нар Гарцвога, полукругом сидели возле небольшого пылающего костра. Кошмарные тени плясали на их лицах, подчеркивая их густые брови, широкие скулы и массивные челюсти, а также оттопыренные рога, которые росли из их лбов, спин и по обеим сторонам головы. Ургалы были полуобнажены; с голой грудью, кожаными манжетами на запястьях и ткаными ремнями, которые они носили, перекидывая от плеча до пояса. Несмотря на их огромные размеры — ни один из них не был меньше шести футов — на отдыхе они выглядели слегка по-ребячески.
Вперемешку, рядом с ургалами — рядом и на них — были и несколько котов-оборотней в кошачьем обличье. Многие кошки, выпрямившись, сидели перед огнем, совершенно неподвижно, даже не шевеля своими хвостами, кисточки их ушей были устремлены вперед с характерным вниманием. Другие, развалившись, лежали на земле, или на коленях ургалов, или на их руках. К удивлению Эрагона, он заметил одну кошку-оборотня — изящную белую кошку — свернувшуюся калачиком на широкой голове кулла. Ее правая передняя лапа покоилась на краю его головы, а другая была властно прижата между его бровей. И хотя они выглядели крошечными по сравнению с ургалами, во всех них была дикость, и у Эрагона не было сомнений, кого бы он предпочел видеть в бою. Ургалов он понимал, в то время как коты-оборотни были...непредсказуемы.
С другой стороны огня, перед палаткой, Эрагон увидел травницу Анжелу. Она сидела, скрестив ноги, на сложенном одеяле, накручивая начесанную шерсть из мелких ниток на прядильное полотно, которое она держала перед собой, словно для того, чтобы приводить в восторг тех, кто за ней наблюдает. И коты-оборотни и ургалы внимательно следили за ней, их глаза пристально наблюдали за Анжелой, когда она произносила:
— ...но он был слишком медленным, и яростный, с красными глазами кролик разорвал горло Хорда, мгновенно прикончив его. Потом кролик убежал в лес, убежал из истории человечества. Однако, — Анжела слегка наклонилась вперед и понизила голос, — если вы путешествуете в таких краях, как я... иногда, даже по сей день, быть может, вы столкнетесь с убитыми оленями или фельдонустами, которые выглядят так, будто их погрызли, словно репку. А вокруг вы увидите следы от необычайно большого кролика. Время от времени, воин из Квота будет искать пропавших без вести, но найдет лишь мертвых с разорванным горлом... всегда с разорванным горлом.
Она вернулась в свою прежнюю позу. — Террин был ужасно расстроен потерей своего друга, и, конечно, он хотел бы охотиться на кролика, но гномы все еще нуждались в его помощи. Поэтому, он вернулся в крепость, и еще три дня и три ночи защитники удерживали стены крепости, пока их оборона не была сломлена, и каждый воин не был ранен.
— Наконец, на утро четвертого дня, когда надежда уже погасла, облака разошлись, и вдали, пораженный Террин увидел Мимринга, летящего к крепости во главе огромной армии драконов. Вид приближающихся драконов напугал нападающих так сильно, что они побросали оружие и бежали в пустыню. — На губах Анжелы заиграла усмешка. — Это, как вы можете себе представить, было большим счастьем для гномов Квота. Много радости было тогда.
И когда Мимринг приземлился, Террин очень удивился, когда увидел, что его чешуи стали подобными алмазам, что произошло, как говорят, потому, что Мимринг летел так близко к солнцу, чтобы создать иллюзию других драконов. Для этого ему пришлось пролететь над самыми пиками Беорских гор, выше, чем любой другой дракон летал и до, и после него. С тех самых пор, Терринг был известен как герой осады Квот, а его дракон прославился как Мимринг Алмазный, за его чешую, и жили они долго и счастливо. Хотя, честно сказать, Терринг всегда побаивался кроликов, даже в старости. И это то, что действительно произошло в Квоте.
Когда она замолчала, коты-оборотни начали мурлыкать, а ургалы произнесли несколько низких утробных звуков, напоминающих одобрение.
— Ты рассказала хорошую историю, Улутрек, — сказал Гарцвог, голос его грохотал словно камни падающие с гор.
— Спасибо.
— А я слышал историю иначе, — прокомментировал Эрагон, выходя на свет.
Выражение лица Анжелы оживилось, — Ну, вряд ли можно ожидать от гномов признания в том, что они были во власти кролика. Ты скрывался в тени все это время?
— Только минуту, — признался он.
— Значит ты пропустил лучшую часть истории, но я не собираюсь пересказывать ее сегодня. У меня слишком сухое горло чтобы долго говорить.
Эрагон почувствовал вибрацию через подошвы сапог, когда кулл и другие ургалы поднялись, к большому неудовольствию котов-оборотней, лежавших на них, некоторые из них издали возгласы протеста, когда упали на землю.
Находясь в окружении рогатых лиц, собравшихся вокруг костра, Эрагон подавил желание ухватиться за рукоять меча. Даже после того, как он воевал, путешествовал и охотился вместе с ургалами, и даже после того, как побывал в мыслях некоторых из них, он все еще приходил в некоторое замешательство в их присутствии. Головой он понимал, что они его союзники, но его инстинкты заставляли его испытывать ужас, который он ощущал каждый раз, когда сталкивался с такой своего рода битвой.
Гарцвог вытащил что-то из кожаного мешочка, что носил на поясе. Протянув свои толстые руки над огнем, он передал это Анжеле, которая оставила свою пряжу, чтобы принять вещь. Она подставила ладони. Это был грубый кристалловидный шар цвета морской волны, который мерцал, подобно застывшему снегу. Она засунула его в рукав одежды, а затем вернулас
[hr][br]
Я не злопамятный, я просто злой, а вот память у меня плохая. Совсем склероз замучил: отомщу, забуду, и еще раз отомщу.
|
| |
| |
| коля | Дата: Воскресенье, 06.05.12, 20:47 | Сообщение # 9 |
|
Санин
Группа: Администраторы
Сообщений: 877
Статус: Offline
| Нервничая, Эрагон ответил: — Я не имел в виду ничего плохого, Нар Гарцвог. Это был честный вопрос. Я никогда не слышал о Ставароске прежде.
Ропот удивления прокатился среди ургалов. — Как такое может быть? — спросил Гарцвог. — Не все люди знают Ставароск? Разве не пели на каждом холме, отходящем к северу от Беорских гор о нашем величайшем триумфе? Несомненно, если больше нигде, вардены должны говорить об этом.
Анжела вздохнула, не поднимая глаз от пряжи, и сказала: — Ты бы лучше рассказал им.
Мысленно Эрагон ощущал, что Сапфира наблюдает за их разговором, и знал, что она готова прилететь из их палатки к нему в случае неизбежного боя.
Тщательно подбирая слова, он произнес: — Никто не говорил об этом со мной, но просто я не был с варденами очень долго, и...
— Дражл! - выругался Гарцвог. — У безрогого предателя даже нет смелости признать свое поражение. Он трус и лжец!
— Кто? Гальбаторикс? — осторожно спросил Эрагон.
Многие коты-оборотни зашипели при упоминании короля.
Гарцвог кивнул. — Да. Когда он пришел к власти, он стремился навсегда уничтожить нашу расу. Он послал огромное войско в Спайн. Его солдаты вырезали наши деревни, сжигали наши кости, оставляя за собой лишь пепел и ужас. Мы боролись — сначала с радостью, потом с отчаяньем, но все же боролись. Это было единственное, что мы могли сделать. Нам некуда было бежать, негде было прятаться. Кто стал бы защищать ургалов, когда даже Всадники упали на колени?
Но все же, нам повезло. У нас был великой вождь войны, который вел нас, Нар Тулхка. Когда то его захватили люди, и он боролся с ними много лет, так что он знал образ ваших мыслей. Именно поэтому, он смог объединить многие наши племена под своим знаменем. Затем он заманил войско Гальбаторикса в узкий проход глубоко в горах, и наши рогачи напали на них с обоих сторон. Это была бойня, Огненный Меч. Замля была пропитана кровью, а груды мертвых тел возвышались над головой. Даже по сей день, если вы идете в Ставароск, вы почувствуете треск костей под ногами и увидите монеты, мечи и куски брони под каждым клочком мха.
— Так это были вы! — воскликнул Эрагон. — Всю свою жизнь я слышал, что в Спайне Гальбаторикс потерял половину своих людей, но никто не мог рассказать мне, как или почему.
— Больше половины своих людей, Огненный Меч, — Гарцвог расправил плечи и издал гортанный звук. — А теперь мне ясно, что мы должны распространить эту повесть, чтобы все знали о нашей победе. Мы научим ваших певцов, ваших бардов песне о Нар Тухка, и мы позаботимся о том, чтобы они помнили и пели об этом громко и часто. — Он кивнул, в знак того, что его мысль закончена — впечатляющий жест, если учесть размер его головы — затем он произнес: — Прощай, Огненный Меч. Прощай, Улутрек. Затем он и его воины неуклюже скрылись в темноте.
Анжела хмыкнула, поразив этим Эрагона.
— Что? — воскликнул он, повернувшись к ней.
Она улыбнулась. — Представляю себе выражение какого-нибудь бедного сказителя в течение тех нескольких минут, когда двенадцать ургалов, из них четыре кула, стоящих рядом, нетерпелива преподают образование в культуре ургалов. Я удивлюсь, если мы не услышим его крика, — она снова улыбнулась.
Также позабавленный, Эрагон опустился на землю и стал двигать угли с помощью прутика. Теплый, тяжелый вес появился у него на коленях, и посмотрев вниз, Эрагон увидел белую кошку-оборотня, свернувшуюся клубком у него на ногах. Он протянул руку погладить ее, но потом передумал и спросил кошку: — Можно?
Кот-оборотень махнул хвостом, но в остальном проигнорировал его.
Надеясь, что он не совершает ошибки, Эрагон для пробы начал почесывать шею этого создания. Момент спустя, громкое, трепетное мурлыканье заполнило ночной воздух.
— Ты ей нравишься, — заметила Анжела.
По некоторым причинам, Эрагон почувствовал чрезвычайное довольство.
— Кто она? То есть, я имею в виду, кто ты? Как тебя зовут? — он бросил быстрый взгляд на кошку-оборотня, опасаясь, не обидел ли он ее.
Анжела тихо рассмеялась. — Ее зовут Шедоухантер [Тень Охотницы]. Точнее, это то, что ее имя значит на языке котов-оборотней. Вообще-то, она... — здесь травница издала странную смесь кашля и рычания, от которого у Эрагона на шее забегали мурашки. — Шедоухантер [Тень Охотницы] супруга Гримрра Хэлфпоу, поэтому, можно сказать, она королева котов-оборотней.
Мурлыканье увеличилось в объеме.
— Понятно. — Эрагон оглядел других котов-оборотней. — Где Солембум?
— Занят тем, что бегает за длинноусой кошкой, которая вдвое моложе его. Он ведет себя как глупый котенок... но ведь каждый имеет право, хоть изредка, на маленькие глупости. Поймав веретено левой рукой, она прекратила это действие и начала наматывать вновь образованные нити вокруг деревянного диска. Затем она повернула веретено, чтобы оно снова началось вращаться и возобновила вытягивать нити из шерстяного войлока другой рукой. — Ты выглядишь так, словно ты переполнен вопросами, Губитель Шейдов.
— Всякий раз, когда я встречаюсь с вами, я всегда в конечном итоге чувствую себя более запутанным, чем раньше.
— Всегда? Это довольно похоже на тебя. Ладно, я постараюсь быть более информативной. Спрашивай.
Скептически относясь к ее очередному желанию по-общаться, Эрагон думал о том, что он хочет узнать. И, наконец, спросил: — Гром драконов? Что ты...
— Это правильное название для стаи драконов. Если бы ты слышал всех их летящими, ты бы это понял. Когда десять, двенадцать или более драконов проносятся над твоей головой, весь воздух вокруг тебя вибрирует, как если бы ты сидел внутри громадного барабана. Кроме того, как еще можно назвать группу драконов? У вас есть вороны убийцы, собрание орлов, стайка гусей, стая уток, отряд соек, парламент сов и т.д., но как насчет драконов? Голод драконов? Это не совсем верно. Не относиться к ним и пожар или ужас, хотя, учитывая все обстоятельства, мне нравится ужас: ужас драконов...Но нет, стая драконов называется гром. Ты бы знал это, если бы твое обучение состояло больше, чем узнать, как размахивать мечом и спрягать несколько глаголов на древнем языке.
— Мне кажется, что ты права, — сказал Эрагон, чем повеселил Анжелу. Имея постоянную связь с Сапфирой, он чувствовал, что она одобряет это название "гром драконов". Эрагон был полностью с ней согласен; это было самое подходящее определение.
Он задумался еще на мгновение, прежде чем спросить: — А почему Гарцвог называет тебя Улутрек?
— Это название мне дали ургалы давным-давно, когда я путешествовала с ними.
— Что оно значит?
— Пожиратель луны.
— Пожиратель луны? И что ты для этого сделала?
— Я съела луну, конечно же. А как еще?
Эрагон нахмурился и в течение минуты сконцентрировался на ласках кошки оборотня. — Почему Гарцвог дал Вам тот камень?
— Потому что я рассказала ему историю. Я думала это очевидно.
— Но что это?
— Часть скалы. Разве ты не заметил? — Закудахтала она с неодобрением. — Действительно, ты должен лучше следить за тем, что происходит вокруг тебя. Иначе, кто-то может ударить тебя ножом, пока ты не смотришь, и кому бы я тогда давала загадочные замечания? — Она отбросила волосы. — Давай, задай мне другой вопрос. Я наслаждаюсь этой игрой.
Он поднял бровь, смотря на нее, и хотя был уверен, что это бессмысленно, спросил: — Чик-чирик?
Травница крякнула от смеха, и некоторые коты-оборотни скривили ртыв зубастых улыбках. Однако, Шедоухантер [Тень Охотницы] выглядела недовольной, судя по тому, как ее когти впились в ноги Эрагона, заставив его вздрогнуть.
— Ну, — сказала Анжела, все еще смеясь, — если ты хочешь знать ответ, это хорошая история, как и все. Давай посмотрим... Несколько лет назад, когда я путешествовала, находясь на краю Дю Вельдервардена, у западных границ, за многие мили от любого города или селения, я встретила Гримрра. В то время он еще был лидером небольшого племени котов-оборотней, и еще мог пользоваться обоими лапами. В любом случае, я нашла его, когда он играл с молодой малиновкой, которая выпала из своего гнезда в дереве, стоящем неподалеку. Я не стала бы возражать, если он убил птицу — это ведь то, что коты и должны делать — но он мучил бедняжку: тянул ее крылья, кусал за хвост, то давал ей ускользнуть, то снова прижимал к земле. — Анжела с отвращением поморщилась. — Я сказала ему, что он должен остановиться, но он только зарычал и проигнорировал меня, — она сосредоточила на Эрагоне свой пристальный взгляд, — а я не люблю, когда меня игнорируют. Итак, я убрала птицу подальше от него, взмахнула руками и сотворила заклинание. И на следующей неделе, каждый раз, когда он открывал свой рот, он щебетал, как певчая птичка.
— Он щебетал?
Анджела кивала, сияя от сдерживаемого веселья. — Я никогда так сильно не смеялась в своей жизни. Ни один из других котов-оборотней ни куда не ходил с ним в течение целой недели.
— Не удивительно, что он ненавидит тебя.
— Ну и что? Если у тебя нет врагов, то ты трус, если не хуже. К тому же, это того стоило — надо было видеть его реакцию. О, он был так зол!
Шедоухантер [Тень Охотницы] предупреждающе рыкнула и снова выпустила свои когти.
Скривившись, Эрагон сказал: — Может лучше, если мы сменим тему?
— Ммм.
Прежде чем он успел предложить новую тему, громкий крик раздался откуда-то из глубины лагеря. Крик три раза пронесся эхом по ряду палаток прежде чем наступила тишина.
Эрагон посмотрел на Анжелу, а она на него, а затем они оба рассмеялись.
СЛУХИ И ПИСЬМО
"Уже поздно", — сказала Сапфира, когда Эрагон побрел к своей палатке, рядом с которой она лежала, сверкающая, как насыпь лазурных углей при тусклом свете факелов. Она смотрела на него одним глазом, слегка прикрытым тяжелыми веками.
Он наклонился к ее голове и прижал свою бровь к ее брови на несколько секунд, обнимая ее острую морду. "Да, — произнес он наконец. — И ты тоже должна отдохнуть после целого дня полетов. Спи, и увидимся утром".
Она благодарно ему подмигнула.
В своей палатке Эрагон зажег единственную свечу для комфорта. Затем он разулся и сел на койку, подвернув под себя ноги. Он замедлил дыхание и позволил своему разуму открыться и расшириться, направляя его наружу, чтобы тронуть все живые существа вокруг него: от червей и насекомых в земле, до Сапфиры и воинов варденов, и даже до нескольких находящихся поблизости растений, энергия от которых была бледная и еле заметная по сравнению с горящим блеском даже самого маленького животного.
Долгое время, он сидел там, освобожденный от мыслей, познавая тысячи чувств, отчетливых и проницательных, ни на чем не концентрируясь, но следя за ровным дыханием при вдохе и выдохе.
Вдалеке он услышал разговор мужчин, стоящих вокруг караульного костра. Ночной воздух переносил их голоса дальше, чем они ожидали, достаточно далеко, чтобы его острый слух разобрал каждое слово. Он смог бы также хорошо почувствовать и прочитать их мысли, но вместо этого, он предпочел уважать их личную частную жизнь и просто слушать.
Человек с глубоким голосом говорил: — и то, как они воротят носы от тебя, как будто ты ниже плинтуса. Половину времени, они не будут даже говорить с тобой, когда ты задашь им дружественный вопрос. Они только развернутся и уйдут.
— Да, — сказал другой мужчина. — А их женщины прекрасны, как статуи и вдвое привлекательней.
— Это потому, что ты просто уродливый ублюдок, Сверн.
— Не моя вина, что мой отец соблазнял доярок, куда бы он ни пошел. Кроме того, вряд ли в этом их вина; с такими лицами как у вас, вы будете сниться детям в кошмарах.
Воин с глубоким голосом проворчал; потом кто-то кашлянул и плюнул, и Эрагон услышал шипение, раздавшееся от костра.
Третий выступающий вступил в разговор: — Я люблю эльфов не больше, чем вы, но они нужны нам, чтобы выиграть эту войну.
— А что, если они пойдут против нас, после всего этого? — спросил мужчина с глубоким голосом.
— Слушайте, слушайте, — добавил Сверн. — Посмотрите, что произошло в Кевноне и Гиллиде. Ни все его люди, ни вся его сила, ни Гальбаторикс все еще не смогли остановить их нашествие на крепости. "
— Возможно, он просто не старался, — предположил третий.
Затем последовало довольно долгое молчание.
Тогда человек с глубоким голосом сказал:— У меня возникла неприятная мысль... произойдет это или нет, я не знаю как мы остановим эльфов, если они захотят восстановить свои прежние территории. Они быстрее и сильнее нас, и к великому сожалению, все эльфы могут использовать магию.
— Да, но у нас есть Эрагон, — возразил Свен. — Он в одиночку может прогнать их обратно в их леса, если захочет.
— Он? Ха! Он больше похож на эльфа, чем на свою плоть и кровь. Я бы рассчитывал на его благосклонность не больше, чем верю ургалам.
Третий человек снова заговорил: — Вы заметили, он всегда свеже выбрит, независимо от того, как рано мы встаем?
— Должно быть он используется магию.
— Он идет вразрез с естественным порядком вещей. И это не единственное заклинание, которое используется теперь. Они заставляет нас спрятаться где-нибудь в пещере и позволить волшебникам уничтожить друг друга без какого-либо вмешательства с нашей стороны.
— Я, кажется, не помню чтобы ты жаловался, когда целители использовали заклинание вместо пары щипцов, чтобы удалить ту стрелу из твоего плеча.
— Возможно, но стрела никогда бы не попала в мое плечо, если бы не эта битва с Гальботориксом. Это все Эрагон и его магия наделали столько беспорядка.
Кто-то фыркнул.— Верно, но я бы поставил последний грош, если бы он у меня был, из-за Гальботорикса или нет, вы все равно умрете от пущенной вам в спину стрелы. Вы ничего не умеете делать, кроме как сражаться.
— Между прочим, Эрагон спас мою жизнь в Фейнстере,— сказал Сверн.
— Да, и если ты снова расскажешь эту историю, у меня будет несварение желудка на целую неделю.
— Ну, он сделал …
Снова наступила тишина, которую прервал мужчина с глубоким голосом: — Нам нужно что-то, чтобы защитить себя. Вот в чем проблема. Мы находимся во власти эльфов, волшебников — наших и их — и всех остальных странных существ, которые бродят по земле. Это все хорошо и замечательно для таких как Эрагон, но нам повезло меньше. Что нам нужно — это...
— Что нам нужно, — сказал Сверн, — это Всадники. Они бы привели мир в порядок.
— Пфф. Без драконов? Всадник не может существовать без дракона. Кроме того, мы все равно не сможем защитить себя сами, это и беспокоит меня. Я не ребенок, чтобы прятаться за маминой юбкой, но если из темноты появятся Шейды, мы не сможем помешать им оторвать наши головы.
— Это напоминает мне... ты слышал о лорде Барсте? —спросил третий человек.
Сверн согласился: — Я слышал, что он съел свое сердце после всего.
— О ком вы? — спросил человек с глубоким голосом.
— Барст...
— Барст?
— Ну знаешь, дворянин с недвижимостью в Гиллиде...
— Разве это не он ехал на лошади в Рамр назло...
— Да, это — он. Так или иначе, он едет в эту деревню и приказывает, чтобы все люди присоединились к армии Гальбаторикса. Только, люди отказываются, и нападают на Барста и его солдат.
— Смело, — заявил человек с глубоким голосом. — Глупо, но смело.
— Ну, Барст был умнее их. Он расставил лучников, перед тем, как вошел в деревню. Солдаты убили половину жителей, а остальных оставили на волосок от смерти. Не удивительно. Потом Барст нашел лидера — человека, который начинал борьбу — взял его за шею и голыми руками оторвал ему голову!
— Нет.
— Как цыпленку, а что еще хуже — он приказывает заживо сжечь всю семью этого человека.
— Барст должен быть столь же сильным как ургал, чтобы оторвать голову человеку, — сказал Сверн.
— Возможно есть какая-то уловка.
— Может, магия? — спросил человек с глубоким голосом.
— По всеобщему признанию, он всегда был очень-очень сильным и умным. Когда он был еще молодым юношей, он сказал, что убил раненного быка одним ударом кулака.
— По-моему, все еще похоже на магию.
—Это потому, что ты в каждой тени видишь злых волшебников.
Воин с глубоким голосом хмыкнул, но ничего не сказал.
После этого люди разошлись на свои патрулируемые участки, и Эрагон больше ничего от них не услышал. В любое другое время их разговор, возможно, встревожил его, но поскольку он медитировал, то оставался невозмутимым, хотя он попытался запомнить, что они сказали, чтобы позже рассмотреть это как следует.
Как только его мысли пришли в порядок, и он почувствовал себя умиротворенным и расслабленным, Эрагон вновь блокировал свое сознание, открыл глаза и принялся медленно растирать ноги, восстанавливая работу мышц.
Краем глаза он заметил пламя свечи и около минуты наблюдал за ним, с восторгом наблюдая за пламенными метаморфозами.
После Эрагон прошел к месту, где лежали седельные сумки Сапфиры, достал перо для письмо, кисть, пузырек чернил и листы пергамента, которые он взял у Джоада несколькими днями раньше, а заодно и копию Домиа абр вирда, которую старый ученый отдал Эрагону.
Вернувшись к кровати Эрагон отложил тяжелую книгу подальше,чтобы на неё не разлились чернила.Он положил свой щит на колени как поднос и расположил листы пергамента на поверхности.Резкий дубильный запах заполнил ноздри. Эрагон открыл крышку и макнул перо в чернила.
Он дотронулся до пузырька пером, чтобы часть чернил стекла обратно, и потом аккуратно провел первую полоску. Перо слабо поскрипывало, когда он писал руны своего родного языка. Когда он закончил, Эрагон сравнил их с записями предыдущего дня, чтобы понять улучшился ли его почерк — он улучшился совсем на чуть-чуть — так же как и руны из Домиа абр вирда, который он использовал как учебник.
Эрагон просмотрел алфавит трижды, обращая особое внимание на слова, которые вызывали затруднения. Потом он принялся записывать свои мысли и наблюдения относительно сегодняшних событий. Упражнение было полезным, не только потому, что позволяло Эрагону практиковаться в написании писем, но и лучше понимать все, что он увидел и сделал в течение дня.
Это было сложно,он начал писать потому ,что у него был стимул. Кроме того это напомнило ему о Броме, о том как старый рассказчик учил его значению каждой руны. Это давало ему почувствовать близость с отцом.
После того как он записал все что хотел, Эрагон вымыл перо, взял кисть и лист пергамента, который уже был исписан наполовину рядами глифов древнего языка.
Способ письма эльфов, Лидуэн Кваэдхи, было гораздо труднее воспроизвести, чем руны своей собственной расы, благодаря сложным глифам и плавным формам. Тем не менее, он продолжал по двум причинам: ему необходимо поддержание близкого знакомства с рукописью. И если бы он собрался написать что-нибудь на древнем языке, он решил, что разумнее сделать это в такой форме, чтобы большинство людей были не в состоянии прочесть это.
У Эрагона была хорошая память, но он понял, что начинал забывать много заклинаний, которых ему когда-то давали Бром и Оромис. Поэтому Эрагон решил составить словарь известных ему слов древнего языка. Хотя это была очень оригинальная идея, он недооценивал значение такого материала до недавнего времени.
Он работал над словарем несколько часов, после чего положил свои записи в седельные сумки и достал Элдунари Глаэдра. Эрагон попытался вновь разбудить старого дракона, но потерпел неудачу. Однако Эрагон не сдавался. Сидя рядом с ящичком, он читал вслух про обряды и ритуалы гномов из Домиа абр вирда, с которыми Эрагон был незнаком, до очень
[hr][br]
Я не злопамятный, я просто злой, а вот память у меня плохая. Совсем склероз замучил: отомщу, забуду, и еще раз отомщу.
|
| |
| |
| коля | Дата: Воскресенье, 06.05.12, 20:47 | Сообщение # 10 |
|
Санин
Группа: Администраторы
Сообщений: 877
Статус: Offline
| глубокой ночи.
Затем Эрагон отложил книгу, погасил свечу и лег на койку,чтобы отдохнуть. Он бродил по фантастическим видениям в своих снах наяву, но это длилось недолго, лишь только начался рассвет, он тут же проснулся и встал, чтобы начать новый день.
ЭРОУЗ
Было утро, когда Роран и его люди достигли шатров у дороги. Лагерь казался серым и расплывчатым, что уменьшало видимость. В миле отсюда на юге находился город Эроуз, но Роран смог различить только общие очертания: стены, белые как снег, лестничные площадки с пролетами и много плотно построенных каменных башен.
Роран держался за седло, когда они скакали в лагерь, их лошади выглядели уставшими. Патрульный — мальчик — подбежал к Рорану и схватил уздечку в руки, натягивая ее, пока лошадь не остановилась.
Роран уставился на мальчика, не уверенный, что только что произошло, и после долгой паузы прохрипел: — Приведите ко мне Бригмана.
Не говоря ни слова, мальчик побежал между палатками, поднимая босыми пятками пыль.
Рорану казалось, что он ждал около часа. Тяжелое дыхание лошади соответствовало движению крови в его ушах. Когда Роран смотрел на землю, голова начинала кружиться. Где-то послышался звон шпор. Приблизительно дюжина воинов столпилась вокруг, облокотившись на копья и щиты, их лица выражали любопытство.
Через весь лагерь к Рорану шел широкоплечий мужчина, опираясь на свое копье. У него была большая, густая борода, и на ней блестели капельки пота — то ли от боли, то ли от температуры.
— Это ты, Молотобоец? — спросил он.
Роран проворчал соглашаясь. Он отпустил седло, опустил руку в карман рубахи и протянул Бригману помятый прямоугольник пергамента с приказами Насуады.
Бригман сломал восковую печать ногтем. Он прочитал послание, потом опустил его и посмотрел на Рорана безразличным взглядом.
— Мы ждали тебя, — сказал он. — Один из заклинателей Насуады связался со мной четыре дня назад и сказал, что ты отбыл, но я не думал, что ты прибудешь так скоро.
— Это было непросто, — сказал Роран.
Верхняя губа Бригмана дергалась. — Да, я уверен, что так и было...сэр. Он вернул пергамент. — Молотобоец, люди под твоим командованием. Мы собирались начать атаку у западных ворот. Возможно, вы собирались привести это к исполнению? — Вопрос был наполнен ядом.
Мир словно покачнулся, и Роран схватился за седло. Он так устал, чтобы препираться с кем-либо.
— Прикажите им отступить на сегодня, — сказал он.
— Вы растеряли свое остроумие? Как еще мы можем захватить город? Подготовка заняла у нас целое утро, и я не собираюсь сидеть, и крутить своими пальцами, пока вы будете отдыхать. Насуада ожидает, что мы закончим осаду в течение нескольких дней, и клянусь Ангвардом, я ее закончу!
Очень тихим голосом, чтобы только Бригман смог услышать, Роран прорычал: — Ты прикажешь воинам прекратить или я растяну тебя за лодыжки и отхлестать за неисполнение приказов. Я не начну ни какой атаки, пока не отдохну и не проанализирую ситуацию.
— Ты — глупец. Это было бы...
— Если ты не можете держать язык за зубами и исполнять свои обязанности, я отхлестать тебя сам — прямо здесь и сейчас.
Ноздри Бригмена раздулись. — В Вашем состоянии? У Вас нет шансов.
— Ты ошибаешься, — сказал Роран. И он был прав. Роран не был уверен в том, как он может справиться с Бригманом прямо сейчас, но в глубине души чувствовал, что смог бы.
Казалось, Бригман боролся с собой. — Прекрасно, — выплюнул он. — Не было бы правильным, если бы солдаты увидели, как мы валяемся в грязи. Мы останемся на месте, если ты хочешь, но не я буду ответственным за потраченное зря время. Это будет на твоей совести, не моей.
— Как всегда, — сказал Роран, и его горло отозвалось болью, когда он наклонился с коня. — Так же, как ты ответственен за беспорядок, созданный из этой осады.
Бригман нахмурил брови, и Роран понял, что неприязнь Бригмана к нему превратилась в ненависть. Он сожалел, что он не выбрал более дипломатичный ответ.
— Твоя палатка там.
Было ещё утро, когда проснулся Роран
Мягкий свет распространялся по палатке, поднимая ему настроение. На мгновение, Рорану показалось, что он спал только несколько минут. Потом он понял, что свет был более ярким, чем раньше.
Он проклинал себя, сердитый на то, что позволил себе спать так долго.
Тонкое одеяло накрывало его, не нужное при такой южной погоде, особенно с тех пор как Роран надел свои ботинки и одежду. Справившись, он сел прямо.
Стон вырвался из легких, поскольку, казалось, что его тело разорвали на мелкие кусочки. Он лег и начал схватать воздух. Вскоре начальный шок спал, но оставил после себя множество пульсирующих болей — одна хуже другой.
Ему понадобилось несколько минут, чтобы собраться с силами. С огромным усилием, он перевернулся на бок и спустил ноги с края койки.Он остановился, чтобы перевести дыхание перед попыткой, казалось бы невыполнимой, встать.
Поднявшись на ноги, он кисло улыбнулся. День обещал выдаться интересным.
Остальные уже встали и ждали его, когда он вышел из палатки. Они выглядели измученными и уставшими; двигались они, так как он. После приветствий, Роран дотронулся до бинта на предплечье Дельвина, в том месте, где управляющий таверны порезал его тесаком. — Боль прошла?
Дельвин пожал плечами. — Не все так плохо. Я потерплю, если будет нужно.
— Хорошо.
— Что ты собираешься делать в первую очередь? — спросил Карн.
Роран по восходящему солнцу рассчитал, сколько времени осталось до полудня. — Прогуляемся, — сказал он.
Начиная с центра лагеря, Роран расставил своих товарищей вверх и вниз в каждом ряду, осматривая их состояние и состояние оружия. Иногда Роран останавливался, чтобы поговорить с солдатом, а затем двигался дальше. В большинстве случаев воины унывали, но он заметил, что их настроение, как ему казалось, улучшалось, когда они видели его.
Прогулка Рорана закончилась на южной стороне лагеря, как он и планировал. Здесь он и остальные остановились, чтобы посмотреть на внушительное сооружение, которым был Эроуз.
Город был построен в два уровня. Первый был низкий и широко простирался, он содержал большинство зданий, в то время как второй уровень был меньше, он занимал вершину длинного и осторожного подъема, эта вершина была самой высокой точкой на многие мили вокруг. Город был окружен стеной на обоих уровнях. Пять ворот виднелись на наружной стене: двое из них открыты для дорог, которые ведут в город — одни с севера, другие — с востока, остальные трое находились непосредственно над каналами, которые текли на юг, в город. С обратной стороны Эроуза лежало неспокойное море, куда предположительно впадали каналы.
"По крайней мере у них нет рва", — подумал он.
Северные ворота были покрыты шрамами, несомненно нанесенными тараном, а земля перед воротами была изодрана, в чем Роран признал следы битвы. Три катапульты, четыре баллисты, подобное он уже видел во время плавания на Крыле Дракона, еще две ветхие осадные башни были выстроены напротив городской стены. Горстка людей находившихся не далеко от боевых орудий, курили трубки и играли к кости на кожаной тряпице. Орудия казались ничтожными по сравнению с монолитной массой городских стен.
Низкая равнина вокруг Эроуз наклонилась к морю. Сотни ферм усеивали зеленую равнину, каждый имел деревянный забор и по крайней мере одну соломенною хижину. Роскошные здания стояли тут и там: растягивая каменные поместья, защищенные их собственными высокими стенами и, Роран принимал их как за собственных охранников города. Без сомнения они принадлежали дворянам Эроуза, и возможно некоторым богатым торговцам.
— Что ты об этом думаешь?— спросил он Карна.
Маг покачал головой и опустил глаза, выглядя еще более печальным, чем обычно. — С тем же успехом, мы могли бы сражаться с горой.
— Действительно, — заметил Бригман, подходя к ним.
Роран держал его собственные наблюдения при себе; он не хотел, чтобы другие знали, насколько обескураженный он был. "Насуада безумна, если она полагает, что мы можем захватить Эроуз только с восемьюстами воинами. Если бы у меня было восемь тысяч, и Эрагон с Сапфирой. Но не так…"
Все же он знал, что нужно найти способ, хотя бы ради Катрины, если не ради чего-то еще.
Не глядя на него,Роран попросил Бригмана рассказать ему об Эроузе
Бригман повертел свое копье несколько раз, прежде чем вонзить его в землю. Он ответил: — Гальбаторикс словно предвидел что-то, он следил за тем, что бы город был полностью обеспечен припасами, еще до того, как мы перекрыли пути снабжения из Империи. Как ты видишь, в воде у них также нет недостатка. Даже если мы перекроем каналы,у них все равно останется несколько источников и колодцев внутри городских стен. Они вполне могут продержаться до зимы, если не больше, хотя держу пари, они изрядно хлебнули лиха, прежде чем так приготовится. Кроме того, Гальбаторикс увеличил гарнизон Эроуза — в два раза больше чем у нас — по сравнению с обычным числом солдат.
— Откуда ты знаешь?
— Информатор. Однако, у него нет опыта в военной стратегии, и он предоставил нам слишком заниженную оценку сил Эроуза.
— А.
— Он также обещал нам, что сможет отправить небольшой отряд людей в город под покровом темноты.
— И?
— Мы ждали, но он так и не появился, а на следующее утро мы увидели его голову на парапете. Она всё ещё там, у восточного входа.
— Вот как... А существуют ли другие входы кроме этих пяти?
— Да, еще три. В доках есть водные ворота, достаточно широкие, чтобы все три ряда могли пройти сразу, и сухопутные ворота, для людей и лошадей, рядом с ними. Также есть другие сухопутные ворота там, — он показал на западную часть сторону города, — такие же, как и эти.
— Мы сможем разрушить какие-нибудь ворота?
— Не быстро. С берега у нас недостаточно места для нормального маневрирования или для выхода из-под возможного обстрела солдат. Это оставляет нам эти ворота и западные. Рельеф вокруг города практически везде одинаков, за исключением берега. Поэтому я решил сконцентрировать наше нападение на ближайших воротах.
— Из чего они сделаны?
— Железо и дуб. Они будут стоять сотни лет,если мы их не сбросим.
— Они защищены какой-либо магией?
Я не знаю, в виду того что Наусада не сочла нужным отправить с нами хотя бы одного из своих магов. Но Халстед ...
— Халстед?
— Лорд Халстед, правитель Эроуза. Ты, должно быть слышал о нем.
— Нет.
Последовала короткая пауза, в которой Роран ощутил все более растущую к нему неприязнь Бригмана. Затем он продолжил: — У Халстеда есть свой маг: убогое, болезненно выглядящее существо, которое мы видели на вершине стены, бормочущее какие-то заклинания себе в бороду, пытаясь сбросить нас вниз. Он кажется не сильно владеет магией, потому что ему не очень везло, за исключением двух людей, которых он сумел поджечь, во время тарана.
Роран обменялся взглядами с Карном, казавшимся даже более взволнованным, чем прежде, но решил, что будет лучше обсудить это наедине.
— Выходит, будет легче пройти через те ворота в доках? — спросил он.
— Ты так уверен? Посмотри, как глубоко они встроены в стену. К тому же, над входом куча щелей и люков,чтобы у них была возможность лить кипящую смолу, кидать камни или стрелять из арбалетов в любого, достаточно глупого, чтобы рискнуть подобраться к ним.
— Ворота не могут быть цельными по всей площади, иначе они перекроют воду.
— Ты прав. Ниже поверхности ворот есть решетка из дерева и металла с достаточно большими отверстиями, чтобы не препятствовать потоку воды.
— Понятно. Ворота держат опущенными в воду большую часть времени, даже когда Эроуз не в осаде?
— Ночью почти наверняка, но я считаю, что они открыты в дневное время.
— Нда, А как насчет стен?
Бригман передвинулся. — Гладко отполированный гранит, и так плотно прилегающий, что даже лезвие ножа не просунешь между блоками. Работа гномов, я думаю еще до падения Всадников. Я также предполагаю, что стены заполнены щебнем, но не могу сказать точно,так как мы до сих пор не сломали наружную часть стен. Стены простираются по крайней мере на двенадцать футов под землей и возможно больше,что означает, что мы не можем прорыть туннель под ними или ослабить их подрывами.
Выходя вперед, Бригман указал на поместья севера и запада. — Большинство дворян отступило в Эроуз, но они оставили людей, чтобы защитить их собственность. Они доставили нам неприятности, нападая на наших разведчиков, крадя наших лошадей и тому подобное. Мы захватили два поместья вначале, — он указал на пару сожженных мест на расстоянии в несколько миль, — но нападение на них было большей проблемой, чем это стоило, так что мы ограбили их и предали огню. К сожалению, у нас не достаточно людей, чтобы завладеть оставшимися поместьями.
Тогда Болдор спросил: — Для чего прорыты каналы в Эроузе? Они не выглядит так, как будто их используют для орошения урожая.
— Вода тебе, парень, здесь нужна не больше, чем фермерам с севера нужна телега в снег во время зимы. Их больше волнует как остаться сухими.
— Тогда для чего они используются? — спросил Роран. — И где они берут начала? Не думай что я поверю, что вода приходит из реки Джиет, она находится за очень много лиг отсюда.
— Едва, — насмехался Бригман. — Есть озера в болотах к северу от нас. Это — солоноватая, вредная вода, но люди здесь приучены к ней. Единственныйн канал несет ее от болот до места, которое находится приблизительно в три мили отсюда. Там канал делится на этих три, которые ты видишь, они перегорожены плотиной, в которой оставляют отверстие для струи воды, вращающей водяное колесо, которое приводит в действие мельницы, и те размалывают муку для города. Крестьяне везут свое зерно на мельницы во время жатвы, и затем мешки муки загружают на баржи и переправляют в Эроуз. Это также удобный способ переправить другие товары, например древесина и вино, от поместий до города.
Роран потер заднюю часть своей шеи, в то время как он продолжал исследовать Эроуз. То, что Бригман рассказал ему, заинтриговало его, но он не был уверен, как это может помочь. — Есть ли что-либо еще значимое поблизости? — спросил он.
— Только шахта сланца дальше на юг вдоль побережья.
Он проворчал, все еще думая. — Я хочу посетить мельницы, — сказал он. — Но сначала я хочу услышать полный отчет вашего пребывания здесь, и я хочу знать, как хорошо обеспеченны мы во всем: от стрел до булочек.
— Если ты пройдешь за мной... Молотобоец.
Следующий час Роран потратил на совещание с Бригманом и двумя его лейтенантами, слушая и задавая вопросы, когда они пересказывали каждое из нападений на городские стены, а также каталогизации поставок запасов, оставленных воинам под его командованием.
"По крайней мере, мы не нуждаемся в оружии" — подумал Роран, когда он посчитал число мертвых. Все же, даже если Насуада не установила срок его миссии, у людей и лошадей не было достаточного количества еды, чтобы остаться лагерем перед Эроуз дольше, чем следующую неделю.
Он узнал многие факты и цифры из свитков, которые увязались с помощью Бригмана и его помощников. Роран старался скрыть тот факт, что он не способен расшифровать ряды угловых черных меток, настаивая на том, чтобы люди читали все это ему. Но его раздражало то, что он был во власти других людей. Он понял,что Насуада была права. —"Я должен научиться читать,иначе я не могу заметить, как кто-то соврет мне, рассказывая о написанном одно или другое...Может Карн сможет научить меня по возвращению к варденам".
Чем больше Роран узнавал об Эроузе,тем больше он начинал симпатизировать тяжелому положению Бригмана; захват города был непростой задачей с неочевидным решением. Несмотря на свою неприязнь к нему, Роран думал,что капитан сделал все возможное, что можно было ожидать при таких обстоятельствах. Роран верил,что Бригман потерпел неудачу не потому, что он был некомпетентным командиром,а потому, что ему не хватало двух качеств, которые были у Рорана: смелость и воображение.
После ознакомления с ситуацией, Роран и его пятеро товарищей поехали с Бригманом осмотреть стены и ворота Эроуза с более ближнего, но, тем не менее, безопасного расстояния. Сидеть в седле снова было невероятно болезненным для Рорана, но он не жаловался.
Как только кони миновали уложенную камнем дорогу рядом с лагерем и направились рысью к городу, Роран заметил, что их копыта издают своеобразный звук. Он вспомнил, когда слышал похожий звук, и был им обеспокоен во время последнего дня пути.
Посмотрев вниз, он увидел, что плоские камни, которые составляли поверхность дороги, казалось, были по краям вымощены серебром, жилы которого формировали путанный узор.
Роран крикнул Бригману и спросил его об этом, после чего Бригман прокричал: — Здесь используют грязь для слабого строительного раствора, так что вместо него они скрепляют камни свинцом!
Сначала Роран не поверил, но Бригман казался серьезным. Он подумал, что если каждый металл будет так часто встречаться, то люди будут растрачивать его на строительство дорог.
Так что они продолжили скакать рысью по каменной дороге и направились к сверкающему городу за ее пределами.
Они очень внимательно изучили защиту Эроуза. Но близкий осмотр не показал ничего нового и только укрепил мнение Рорана о том, что город был почти неприступным.
Он направил своего коня к Карну. Маг смотрел на Эроуз стеклянным взглядом, молча шевеля губами, как будто разговаривал сам с собой. Роран подождал пока маг не замолк, затем тихонько спросил: — Наложены ли на ворота какие-либо заклинания?
— Я думаю да, — ответил Карн таким же приглушенным голосом, — Но я не уверен в их количестве и предназначениях. Мне нужно больше времени, чтобы проанализировать их.
— Почему это так сложно?
— На самом деле это не так сложно. Большинство заклинаний легко обнаружить, если конечно кто-то не приложил усилия, чтобы скрыть их, и даже тогда, магия обычно оставляет некоторые выделяющиеся следы, если знаешь, что ищешь. Меня беспокоит то, что одно или несколько заклинаний могут оказаться ловушками, мешающими магам вмешиваться в чары ворот. Если это так, и я затрону их напрямую, а я уверен что затрону их, и тогда кто знает, что может от этого произойти? В результате этого я мог бы раствориться в лужу прямо на ваших глазах. Я предпочел бы это избежать, если есть другой путь.
— Ты хочешь остаться здесь пока мы заканчиваем обход?
Карн покачал головой. — Я не думаю что было бы целесообразно оставить вас без присмотра, пока мы далеко от лагеря. Я вернусь сюда после захода солнца и посмотрю, что могу сделать. Кроме того, было бы легче, если бы я был ближе к воротам, но я не смею подойти ближе сейчас, пока я на виду у часовых.
— Как хочешь.
Как только Роран удовлетворился тем, что они узнали из обхода вокруг города всё что могли, он приказал Брингману привести их к ближайшему скоплению мельниц.
Они оказались намного более значительными, чем их описывал Брингман. Вода по каналу текла из трех двадцатифутовых водопадов. У подножия каждого из которых было водяное колесо, увешанное ведрами. Колеса были соединены осями с тремя одинаковыми зданиями, которые располагались одно за другим вдоль упорядоченных блоков, в которых находились массивные жернова, используемые для производства муки жителей Эроуз. Хотя колеса двигались, Роран решил, что они не связаны со сложными механизмами внутри зданий, так как он не слышал гул работы жерновов.
Он спустился к самой низкой мельнице и пошел вверх по тропинке между домами, разглядывая ворота шлюз, которые были выше водопадов и которые контролировали количество воды, выпускающееся в них.
Ворота были открыты, но глубокий бассейн с водой по-прежнему лежал под каждой из трех медленно вращающегося колеса.
Он остановился на полпути к вершине холма и опустился на край мягкой, поросшей травой насыпи, и скрестив руки на груди, опустил свой подбородок, пока думал как ему захватить Эроуз. Он был уверен, что есть какая-то хитрость или стратегия, которая позволит ему взломать город, как спелую тыкву, но решение пока ускользало от него.
Он размышлял до тех пор, пока не устал от мыслей. Тогда он прислушался к звукам поворота осей мельницы и плеску падающей воды.
Эти звуки успокоили Рорана, хотя чувство тревоги все еще не ушло. Место напомнило ему мельницу Демптона в Теринсфорде, куда он ушел работать в день, когда раззаки сожгли его дом и подврегли пыткам Гэрроу, отца Рорана, смертельно ранив его.
Роран пытался игнорировать свои воспоминания, но это не получилось, оставив неприятное ощущение в желудке.
"Если бы я только подождал несколько часов, прежде чем уйти, я мог бы спасти его. — подумал он. Затем Роран ответил сам себе, руководствуясь более практичной частью себя: — Да, и раззаки убили бы меня прежде, чем я смог бы поднять руку. Без Эрагона, который мог защитить меня, я был бы беспомощен, как новорожденный".
Тихо подошедший Балдор встал рядом с ним, на краю канала. — Все интересуются: есть ли у тебя план? — спросил он.
— У меня есть идеи, но не план. А у тебя?
Балдор скрестил руки на груди. — Мы можем подождать пока Насуада отправит Эрагона с Сапфирой к нам на помощь.
Роран фыркнул.
Некоторое время они наблюдали как под ними текла вода. Затем Балдор сказал. — Что если мы просто предложим им сдаться? Может быть они настолько сильно испугаются, когда услышат ваше имя, что распахнут ворота, упадут на колени и будут молить о пощаде?
Роран кратко усмехнулся. — Я сомневаюсь, что молва обо мне достигла Эроуза. Тем не менее... — он провел пальцем по бороде. — Стоит попробовать, вывести их из равновесия, если ничего больше нет.
— Даже если мы получим проход в город, то мы не сможем провести по нему много людей?
— Может быть, а может быть и нет.
Возникла пауза, затем Балдор произнес. — Как же далеко мы зашли.
— Ага.
Снова был слышен только звук поворачивающихся мельничных колес и падающей воды. Наконец, Балдор сказал. — Снега не должны таять здесь так же сильно, как дома, в Карвахолле. В противном случае, весной, колеса были бы наполовину под водой.
Роран покачал головой. —Не имеет значения, сколько снега или дождя будет. Шлюзы используются для ограничения количества воды, которая течет над колесами, поэтому они не вращаются слишком быстро.
— Но что будет когда вода поднимется до верхней части ворот?
— Будем надеяться, что день размола будет закончен к тому времени, но в любом случае, вы разъедините шестерни, поднимите ворота, и ... — Роран затих, как вдруг серия изображений промелькнуло в его голове, и все его тело наполнилось теплом, как если бы он выпил целую кружку меда одним глотком.
"Могу ли я? — Он думал нестадартно. — Может ли это сработать или... Это не важно. Мы должны попытаться. Что мы еще можем сделать?"
Роран вышел к центру дамбы, которая удерживала центральный пруд, и понял, что спицы, торчащие из высокого деревянного винта, используются для подъема и спуска шлюза ворот. Винт был тугой и трудно двигался, даже когда он подставил плечо и толкнул его со всей силы.
— Помоги мне, —сказал он Балдору, который остался на насыпи, с недоумением наблюдая за происходящим.
Балдор осторожно пробрался к Рорану. Вместе им удалось закрыть шлюз. Затем, отказавшись отвечать на какие-либо вопросы, Роран настоял на том, чтобы проделать то же самое с самыми верхними и самыми нижними воротами.
Когда все из трех ворот были плотно закрыты, Роран вернулся к Карну, Бригману и остальным, и жестом показал им слезать с лошадей и собираться вокруг него. Он стучал верхушкой своего молота, пока стоял в ожидании, внезапно почувствовав необоснованное нетерпение.
— Ну,зачем это все? — требовательно сказал Бригман, как только они собрались.
Роран посмотрел каждому из них в глаза, чтобы убедиться в их пристальном внимании, затем он сказал: — Вот что мы собираемся сделать ... — И он начал говорить, быстро и понятно, на протяжении целого получаса, объясняя всем, что произошло с ним в то мгновение откровения. Пока он говорил, Мандель начал улыбаться, и, хотя они по прежнему оставались серьезными, Балдор, Дельвин и Хамунд также казались увлеченными смелостью плана, который изложил Роран.
Их ответ удовлетворил Рорана. Он сделал многое, чтобы завоевать их доверие и был рад знать, что все еще мог рассчитывать на их поддержку. Его единственный страх состоял в том, что он боялся подвести их, лишь страх потерять Катрину страшил его больше.
Карн казалось не особо был спокоен. Этого Роран ожидал, но сомнения мага было ничто в сравнении со скептицизмом Бригмана.
—Ты с ума сошел! — воскликнул он как только Роран закончил. — Это никак не получится.
— Возьми свои слова обратно! — сказал Мандель и, сжав кулаки, прыгнул вперед. — Да ведь Роран выиграл больше сражений, чем ты, когда либо участвовавший в них, и он сделал это без всех твоих воинов, которые у тебя были!
Бригман зарычал, его верхняя губа извивалась как змея. — Ты маленький щенок! Я преподам тебе урок уважения, который ты никогда не забудешь.
Роран толкнул Манделя в спину, прежде чем он напал бы на Бригмана. —- Эй! — прорычал Роран. — Ведите себя прилично. — С недовольным видом, Мандель прекратил сопротивляться, однако продолжал сердито поглядывать на Бригмана, который в отместку посмеивался над ним.
— Это диковинный план, чтобы быть уверенным в нем, — сказал Дельвин, — но пока что, твои диковинные планы сослужили нам хорошую службу в прошлом. — Другие люди из Карвахола издали звуки одобрения.
Карн кивнул и сказал: — Может быть он и работает, а возможно, что нет. Я не знаю. В любом случае, это наверняка застанет наших врагов врасплох, и я должен признать, мне весьма любопытно посмотреть, что произойдет. Ничего подобного никогда не пробовали раньше.
Роран слегка улыбнулся. Обращаясь к Бригману, он сказал: — Что бы продолжать как раньше, нужно и сейчас действовать дико. У нас есть только два с половиной дня, чтобы захватить Эроуз. Обычные методы не помогают, поэтому мы должны рискнуть.
— Может быть, — пробормотал Бригман, — но это веселое предприятие, которое может убить много хороших людей из-за желания продемонстрировать свой ум.
Его улыбка увеличилась, Роран двинулся к Бригману и теперь только несколько сантиметров разделяли их. —Ты не должен соглашаться со мной, Бригман, ты только должен сделать то, что ты сказал. Теперь ты будешь следовать моим приказам или нет?
Воздух между ними стал теплее из-за их дыхания и тепла от их тел. Бригман стиснул зубы и махнул копьем еще более энергично, чем раньше, но его взгляд дрогнул, и он отшатнулся. — Будь ты проклят! — сказал он. — Я буду подчинятся тебе Молотобоец, если так нужно, но расплата наступит довольно скоро, вот увидишь, и тогда тебе предстоит ответить за свои решения.
"Пока мы не захватим Эроуз, — подумал Роран, — Я не успокоюсь". — Поднимайтесь! — крикнул он. — У нас много работы и очень мало времени! Активней, активней, активней!
ДРАС-ЛЕОНА
Солнце, как и Сапфира, поднималось в небе, когда Эрагон заметил с ее спины Хелгринд, расположившийся на горизонте к северу. Он почувствовал, как в нем поднимается ненависть, стоило ему узреть острие скалы, возвышавшейся над окружающим пейзажем, словно одинокий угловатый зуб. Так много его худших воспоминаний ассоциировалось с Хелгриндом, он надеялся, что сможет разрушить его и увидеть, как голый серый шпиль рухнет на землю. Сапфира была более равнодушна к темной каменной башне, но он мог сказать, что ей также не нравилось находиться возле нее.
Когда наступил вечер, Хелгринд остался позади, в то время, как Драс-Леона, лежавшая возле озера Леона, где стояли на якоре десятки лодок и кораблей, простиралась перед ними. Приземистый, широкий город был таким же, каким его помнил Эрагон: плотно застроенным и унылым, с узкими, кривыми улочками, прижатыми друг к другу мерзкими лачугами, стоящими напротив грязной желтой стены, окружавшей центр города, за которой высился силуэт огромного собора Драс-Леоны, черный и имеющий шипы, где проводили свои жуткие ритуалы жрецы Хелгринда.
Поток беженцев волочился по дороге на север — люди бежали из города-который-будет-скоро-осажден в Тирм или Урубаен, где они, по меньшей мере, могли найти временное укрытие от неумолимого наступления варденов.
Драс-Леона казалась Эрагону такой же грязной и озлобленной, как и при его первом визите сюда, она вызывала в нем жажду разрушений, которой он не испытывал в Фейнстере или Белатоне. Здесь он хотел крушить мечом и огнем; ударить всей ужасающей, неестественной энергией, находившейся в его распоряжении, и, потворствуя каждому беспощадному порыву, не оставлять перед собой ничего кроме дымящейся ямы, да окровавленной золы. К бедным, искалеченным и порабощенным жителям Драс-Леоны он испытывал некоторое сочувствие. Но он был абсолютно уверен в упадке города и верил, что лучше будет разрушить его до основания и выстроить заново, без оттенка извращенной религии Хелгринда, коей он был заражен.
Он представлял, как разрушает собор при помощи Сапфиры, когда его осенило, что религия жрецов, практикующих членовредительство, имеет имя. Изучение древнего языка научило его ценить важность имен — имя есть сила, имя есть понимание, — и пока он не узнает имени религии, он не сможет полностью постичь ее истинную природу.
Освещенные затухающим лучами, вардены остановились на полосе возделываемых полей, точно к юго-востоку от Драс-Леоны, где земля поднималась в небольшое плато, которое могло обеспечить им небольшую защиту, если враги станут отстаивать свои позиции. Люди устали маршировать, но Насуада, поручила им укрепить лагерь, а заодно установить могучие военные сооружения, которые они несли с собой на протяжении всего пути из Сурды.
[hr][br]
Я не злопамятный, я просто злой, а вот память у меня плохая. Совсем склероз замучил: отомщу, забуду, и еще раз отомщу.
|
| |
| |
|
|
 |
|  |
|
